До конца процедур Вика просидела, скрестив ноги, сканируя штольню. Постепенно успокаивалась, убеждаясь, что страшилы не рыскают во мраке. Гайдн и храп Юры вытеснили из головы призраков.

В вагончике её обуяли опасения рационального толка. Бабушка свихнулась незадолго до смерти. Подолгу беседовала с богом. Видела ангелов в окне.

А вдруг безумие передалось по наследству? Проявилось не в семьдесят шесть, а намного раньше?

«Прекрати, — одёрнула она себя, — у бабули был старческий маразм. И у тебя он будет, но позже».

Поезд выехал в утреннюю свежесть, в мир, похожий на рекламу молока.

— А давайте по маленькой? — Юра приложил пальцы к горлу.

— Извините, я занята, — она поспешила к лестнице.

Скальные уступы утыкали ёлки, их стволы были искалечены ветрами. По камням, как застывшая лава, громоздились ледниковые языки. В ущелье грохотала горная река, пенящийся поток омывал валуны.

Днём Вика экономила. Чтобы на ужин позволить себе лишний бокал вина. Подкрепилась консервами в номере, сварганила сэндвич. Из приотворённого окна лился холодный и кристально чистый воздух. После такого в Дрездене она будет задыхаться. А уж запахи родного градообразующего комбината сходу умертвят.

Вика приняла душ и натёрлась кремом. Мысли периодически возвращались в пещеру. К худому существу, красному, как варёный рак. Он крался над людьми, он… выбирал? Как выбирают на рынке мясо? Как…

«Привет, дурка».

Вика пошлёпала себя по щекам.

Перед глазами возникла чёткая картинка: пятнадцатилетняя Вика крошит на кухне лук, бабушка кричит из гостиной:

— Деточка, сюда, скорее!

Мама на работе. Отчим возится в гараже. Вика идёт по коридору, по скомканным ковровым дорожкам. Бабушка гнездится среди перин и одеял, маленькая, бледная, заживо мумифицированная болезнями. Она не ходит с зимы. Вика и мама по очереди меняют памперсы.

— Да, ба.

Бабушка таращится куда-то в угол за телевизором, истерзанные артритом пальчики хватаются за край пледа.

— У нас гости, — блаженно произносит бабушка, и глаза её — горящие, фанатичные — пугают девочку, — Боженька пришёл.

Вике не хочется смотреть туда, где по мнению бабушки стоит боженька. В гостиной пахнет не миррой и ладаном, а мочой.

— Я тебя переодену…