— Матвей, — снова позвал тот же голосок. Он затолкал кулон под футболку и натужно застонал. Кто-то присел на корточки у его коленей.
— Матвей, это я, Настя. У тебя все в порядке?
Он смотрел в ее зеленые глаза, а вместо них видел голубые, соблазняющие.
— Эй, — потрясла Настя. — Что-то случилось?
— Походу они расстались после моего разговора с Малиной, — подоспел Леша. Настя смела снежок, устроилась слева и опять потрясла, упрямее.
— Ну, нельзя так убиваться. Она поймет, какого парня отшила и вернется.
— Не вернется, — оцепенело выдавил Матвей.
— Ну, и плюнь на Малину. Не унижайся ты так. Найдешь другую девушку.
— Живую, — брякнул Леша. Настя шикнула и приобняла Матвея.
— Все, успокаивайся.
— Я подрежу кустики…Сорву ягодки… — промямлил Матвей. Настя обняла крепче и живо закивала.
— Так и будет. Будет, как ты захочешь. Верь мне. Ты мне веришь?
— Ягодки, — лопотал Матвей, подводя глаза к звездам. — И цветочки. У меня ягодка, у Антона цветочек.
— При чем здесь Келлер? — удивился Леша. Матвей бурно рассмеялся:
— Bellis. Bellis perennis.
— Меня это напрягает…
— По-моему, он бредит, — сказала Настя и взглянула на Матвея. — Пойдем отведу наверх. Выспишься — утром полегчает.
Настя посмотрела в апатичное лицо и отшатнулась. Точь-в-точь грубый посмертный слепок.
— Я понял, что меня напрягает, — проговорил Леша, дымя краешком рта. — Такое же лицо было у тети Аллы.