Настя попыталась слепить Олесю из полузабытых совместных будней, но вместо этого собрала в памяти бесцветные непокорные губы и удивительно бесхитростный взгляд в полинялых глазах. От Малины мысли перепрыгнули на Матвея, и его бессвязную латынь. Настя посмотрела, что значит Bellis perennis и ее словно окатило кипятком. Маргаритка. Маргаритка многолетняя. Матвей что-то бормотал про Антона…Про ягодки и цветочки…Антон общался с Яной, Яна — Владимир, и она зачем-то спуталась с Малиной, мертвой и воскрешенной. Уж не задумал ли Антон?…

Настя бегом оставила за собой пролеты и застала Лешу и Таню на полднике.

— Нифига у него не получится, — желчно сказал Леша, выслушав Настины идеи. — Малину воскрешали с зеркалом, а мы его кокнем, вот и сказочке конец.

Таня отреагировала обыденно, словно давно прознала о замыслах Антона, и спросила безучастно:

— Во сколько завтра?

— В девять. Цикл разгоняется около восьми, — разъяснил Леша. — И длится, пока стрелка не обогнет циферблат. Придем, когда Малину окончательно засосет, и сработаем втихаря.

На миг Таню накрыла тень сомнения. Будто вопрос, который она собиралась задать был правонарушением Устава. Подточив яблоко до куцего огрызка, она набралась решимости и настоятельно попросила:

— Расскажите мне о ней.

Настя и Леша с опаской переглянулись.

— Что в ней такого особенного, за исключением голоса и внешности?

— Ничего, — выдохнул Леша как на духу. — Пустышка, напичканная Олесиными умностями под завязку. Я вагон времени убил, пытаясь вникнуть, вот что втрескался Матвей и раскусил: реально ничего. Как будто пообещали конфету, а подсунули фантик. Да, Малина пылит мудреностями, но заставь ее передать суть — влет потеряется. Не представляю, как Лексей залип на нее в 19 веке.

— В селе 19 века ты, небось, был такой же, — развела руками Настя.

— Может, и не я, — туманно ответил Леша. — Но это наше с ней дело, персональное.

Он отделался загадочным покачиванием головы, наспех поцеловал Настю и ушел с полдника по-английски.

Однако уже к десяти наведался к Тане, дал переписать утвержденные сигналы и вытянул Настю в свою новую комнату на пятом. Там Леша заперся на шпингалет, погасил все светильники, будто лично выплачивал за электроэнергию и вводил режим строжайшей экономии. Затем занавесил лунные окна. Поцеловал Настю в губы и, словно прося у нее прощения за все провинности разом, прошептал:

— Я ужасно устал от Малины, от этого лагеря, от дома. Когда мы справимся, а мы справимся — я переберусь в Москву, и мы будем вместе. Я больше никогда не наступлю на те же грабли, — он не пояснил, но Настя сообразила, что Леша подразумевает упущение с Олесей.