— Око за око — и все останутся слепыми, — процитировала Таня. — Да-да, взяла из очередного паблика.
Зеленоватые искры кололи глаз — смотреть в портал становилось труднее и труднее. Настин взгляд встретился с мреянием пылающих самоцветов. Только не это! Трос тянулся тугой струной. Она переняла поводья и взобралась на стол со странной ассоциацией самопогребения. И вновь тропическая ветвь мерно закачалась.
— Откуда так сифонит? — вдруг резко спросила Таня и подняла голову к потолку.
В плохо освещенной крыше всасывала холод изломанная зияющая дыра. Таня взяла фонарик и направила прямиком на тусклую пробоину. — Вау! Видела? Похоже, здесь жила самая взаправдашняя ведьма.
Настя тоже покосилась на рассеянный луч и удивленно поинтересовалась:
— Ведьмы прорубают дыры для каких-то ритуалов?
— Нет, есть предание, по которому дух ведьмы уходит из мира только через крышу, поэтому в деревнях…ну, там, где обычно верят в колдовство, ведьм выпускали на тот свет, разбирая крыши. — Таня помолчала и не без стыда сказала: — Папа после работы жутко запаренный. Ему за день надоедают преступники и покойники, и он гоняет по телеку всякую чушь. Типа «Мистический оракул», «Ведунья баба Люда», и там по сто раз одно и то же: ведьма умирает — неси топор.
— Перед смертью моей бабушки крышу тоже разбурили…Мама сказала, ремонт на носу, — обалдело протянула Настя, не понимая, как ее бабушка связана с магией. И тут нахлынуло изумленное озарение. — Зеркало! вскричала Настя, тряхнув поводья так, будто понукала строптивой лошадью. — Леша же намекал, как я раньше не додумалась! Выходит… — она посмотрела на Таню с остолбенелым страхом. — Моя бабушка и эта ведьма из одного ковена, или как его там называют?
Таня повела плечами и оторопело брякнула:
— Но эта тетка жила аж в середине 19 века.
— Да, нестыковка. Бабушка родилась сразу после войны в 45— ом.
— А прабабушка?
— Все равно не сходится!
Таня в уме посчитала даты и, признав правоту, подруги пробормотала:
— Как-то же они состыковались!
Таня выдвигала разные догадки, но Настя ее не слушала и самозабвенно вела по ветвям семейного древа. Отец многое утаивал — по природной неразговорчивости. А однажды напился, застал Настю и Светку за ужастиками, заорал про оболванивание неокрепших умов всякой мистикой-шмистикой… Отец ненавидел потусторонние байки так, что лязгнул по плазме во время Светкиного марафона ужастиков. Телевизор цыкнул и — пшик — потух.