То, что симпатии Гартвига полностью принадлежали шаху, видно из его депеш, которые российское правительство сочло возможным опубликовать. Он был разочарован тем, что шах не нанес окончательного удара по меджлису, когда имел такую возможность.

Силы шаха таяли, не оставляя ему никаких возможностей, кроме переговоров с меджлисом. По приказам из Санкт-Петербурга и Лондона вмешались русское и британское дипломатические представительства. 20 декабря шах принял посланников, которые посоветовали ему договориться с меджлисом. Он поблагодарил их, пообещал добиться умиротворения, но сказал, что считает необходимым убрать из меджлиса некоторых членов, принимавших участие в деятельности политических клубов. Все же благоприятный момент был упущен. Меджлис получал подкрепления, его силы росли, в то время как силы шаха таяли.

22 декабря Гартвиг и Ч. Марлинг, британский поверенный в делах, сделали шаху дополнительное представление, посоветовав ему твердо придерживаться конституции, которую он поклялся защищать. Шах обещал последовать их предложениям; но, проиграв сражение националистам, Мохаммад Али тем не менее считал, что может выиграть войну. В тот самый день, когда Гартвиг и Марлинг призывали шаха сотрудничать с меджлисом, русский посланник получил от Извольского телеграмму с поручением проинформировать шаха, что, уважая нерушимость и целостность Персии, правительство России будет содействовать всеми доступными средствами личной безопасности Мохаммада Али и его семьи.

Сдержанность Гартвига на публике была результатом позиции, принятой его правительством под воздействием настойчивости сэра Э. Грея, проповедовавшего невмешательство. Грей писал графу Бенкендорфу, что Персию следует оставить в покое, чтобы она сама выработала для себя форму правления. Он стремился сотрудничать с Россией именно в невмешательстве, которое персы оценили бы по достоинству. Он писал Бенкендорфу: «В этом случае персы будут смотреть на нас обоих с уверенностью, вместо того чтобы пытаться интриговать еще с кем-то против нас». Отношения между шахом и меджлисом не улучшались, но некоторое ослабление напряжения было все же достигнуто. Гартвиг сказал Марлингу, что действовал как миротворец, обсуждая вопросы с лидерами националистов и убеждая в то же время шаха проявить добрую волю.

А. Николсон в Санкт-Петербурге излучал оптимизм. В своем ежегодном отчете Э. Грею (за 1907 г.) он указывал, что Россия оставила свою агрессивную политику и желает «сконцентрировать усилия на упрочении своего положения в северной части Персии… Тревоги о том, не попытается ли Россия получить базу в Заливе, оказались безосновательными». Николсон неохотно признает существование в отношениях с Россией некоторых сложностей, но в его глазах эти сложности лишь подчеркивали добрую волю Извольского и тех из военных, кто присоединился к нему и отказался разрешить продвижение русских войск к персидским границам.