Крупные слезы безудержно полились по ее щекам. Но что же это за слезы, когда она смеется? Да, Кристль смеялась!

— Это ребячество, Грегор, ха-ха-ха… Не верь, Грегор, просто на меня что-то нашло! Но теперь все в порядке, видишь? Чего можно ожидать от такой девчонки, ха-ха… Мне ведь еще восемнадцати нет… — говорила она, пытаясь скрыть слезы, тайком вытирая их тыльной стороной руки и подбирая их копчиками пальцев то с правой, то с левой щеки. — Ты чуть было не рассердился, верно? Ах, какие пустяки, дорогой мой…

Но сердце у Григоре изнывало: что же будет дальше? Что будет — ведь он, да, да… он любит. Ту, высокомерную девчонку, может быть, и нет, кто знает?.. А эту — измученную — любит.

С того вечера тяжелый камень лёг на душу солдата.

Глава XVIII

На рассвете, когда стали вырисовываться вершины деревьев и крыши Клиберсфельда, запели птицы и заблестела под солнцем река, когда все вокруг будило в душе желание сделать что-нибудь хорошее, доброе, к Гарифу вдруг подошел Бутнару. Он нарочно выждал минуту, когда сержант — уже подпоясанный, но без пилотки — был один в комнате.

— Разрешите обратиться, товарищ сержант, — громко проговорил солдат, вытянувшись по всем правилам устава.

— Вольно, Молдавия! — ответил с усмешкой Асламов. Он был свежевыбрит, негустые коротко остриженные волосы его были тщательно причесаны, он смотрел ясными, отдохнувшими глазами и в этот ранний утренний час казался помолодевшим, даже красивым.

— Прошу вас, разрешите мне подать рапорт товарищу полковнику, — продолжал солдат, не меняя позы.

— Так-таки прямо полковнику! — воскликнул сержант, продолжая говорить с солдатом по-дружески шутливо. — Полегче, полегче. Может, пойдешь сперва к капитану Постникову?

— Нет, непременно к товарищу полковнику.

— Да что такое случилось, Бутнару? — продолжал Асламов, постепенно возвращаясь к обычному начальническому тону.

— Я хочу жениться, — поспешно и с ожесточением ответил солдат, — на Кристине… — Словно споря с кем-то, он горячо прибавил. — Почему мне нельзя взять в жены Кристину? Кристль Блаумер. Кто имеет право запретить мне, раз я… раз…

— Хватит, — смущенно и все же твердо прервал его Асламов. — Это запрещено, невозможно.

Григоре внезапно охватило желание открыть свою душу Гарифу.

— Видишь ли, товарищ сержант, Кристль, конечно, немка, мало того — она дочь морского офицера, ее мать — фрау Блаумер, но понимаешь, мне жалко бросать ее тут, жалко…

— Хватит об этом говорить, — перебил его еще раз Асламов, нервно расправляя гимнастерку под ремнем.

— Понимаешь, товарищ сержант, — продолжал Григоре, не обращая внимания на слова Асламова, словно он был глух к любому постороннему голосу, — полюбилась мне эта девчонка. Вот. Что же мне делать? Сердце у меня все изболелось из-за нее. Я считаю ее нашей, моей…