Через несколько минут Тони попытался вернуть разговор к безопасному, на его взгляд, предмету, который к тому же интересовал его, но вскоре выяснилось, что Мартлет вовсе не хочет продолжать его. В присутствии Эвелин он, казалось, стал каким-то другим и гораздо более банальным человеком. Тони с некоторой завистью прислушивался к той уклончивой вежливости, с какою Мартлет изливал потоки пустой болтовни, столь незначительной, что Тони даже не мог запомнить из нее ни одной фразы. А Эвелин, по-видимому, не только рассчитывала на такой разговор, но и наслаждалась им. Почти единственным, что Мартлет сказал искренно, было какое-то одобрительное замечание о Джиме, муже Эвелин, и это навело Тони на мысль, что Мартлет и Джим добрые друзья, хотя Джим намного старше. Под прикрытием беглого огня Мартлета Тони гадал над проблемой, каким это образом мужья, по-видимому, такие порядочные и умные, делают из своих жен то, чем стала Эвелин? Кто виноват в этом: они или женщины?

Около десяти Тони встал, ссылаясь на то, что он обещал встретиться с Маргарет и проводить ее домой. Как будто Маргарет нуждается в провожатом! Однако это, очевидно, было подходящим извинением, и, действительно, оно было принято. Присутствие Мартлета было во всех отношениях божьим даром, и атмосфера в течение последнего часа стала положительно сердечной. Тони надеялся, что холодность первой половины вечера может сойти за неловкость, вполне естественную при встрече после стольких лет разлуки. Он намекнул на это и с радостью убедился, что намек пришелся кстати. Эвелин проводила их вниз и на прощание сказала Тони:

— Могу я надеяться увидеть вас и Маргарет до своего отъезда? Я бы так хотела познакомиться с ней.

— Я ужасно хотел бы этого, — ответил Тони с вежливым лицемерием, — но, кажется, это невозможно — я скоро уезжаю в Тунис.

— В Тунис? Чего ради? По делу?

— Да, на этот раз по настоящему делу.

— Боюсь, что там у вас не будет гольфа.

В ответ Тони не смог удержаться от малюсенькой парфянской[182] стрелы:

— О, не знаю, но мне говорили, что в Сахаре удивительные поля для гольфа! Прощайте!

На Пиккадилли Тони распрощался с Мартлетом, пожалев, что выдумка, которой он был вынужден извинить свой уход, помешала ему идти вместе и дальше, чтобы дослушать рассказ об экспедиции. Теперь навсегда это останется для него незаконченным фрагментом только потому, что приходится прибегать к глупой лжи, вместо того чтобы сказать откровенно: «Теперь я ухожу» или «Нет, я не смогу больше увидеться с вами до вашего отъезда». Все знают отлично — и это досаднее всего, — что такая ложь скрывает то, чего вы не решаетесь открыто высказать. В этом-то и заключается громадное преимущество кафе перед частным домом. Вы здесь гость, вы платите за свое место и за то, что вы пили, и уходите, когда хотите. Это и является настоящей причиной и оправданием для постоянных вечеринок молодежи — чего ради должны они быть рабами семейного круга и хозяйки гостиной?