— Значит, вам в Сицилии было очень неудобно? — спросил Тони, раздумывая, как бы ему повежливее отвязаться от каноника.

— Страшно, — сказал каноник, и выражение ужаса появилось на его гладком лице. — По временам нам приходилось просто мириться с грязью, к тому же и пища была ужасно неаппетитна. Я постоянно находился под страхом расстройства желудка, особенно у миссис Стиклей-Уоумоу — у нее такое деликатное здоровье. Но классические реликвии! — воскликнул он, внезапно загораясь энтузиазмом. — Классические реликвии искупают все. Это поистине вдохновляет! Моя жена расскажет вам, что Пиндар[192] и Фукидид[193] всегда были у меня с собой и не сходили с моего языка. Кстати, что за кашу сделали из Сиракуз! Я с трудом мог проследить описание осады. Если бы увидеть этот город во дни его славы!

Тони никогда и не подозревал в канонике такого энтузиазма к античности, который, оказывается, шел дальше обычных скучных разговоров, как за чайным столом в Мидчестере, и проникся к старику нежностью. Определенно в пользу священника говорил и тот факт, что он протащился с женой через всю Сицилию, чтобы поглядеть на «классические реликвии», несмотря на отсутствие там простой, но вкусной пищи и печальное преобладание суеверий. Поэтому Тони продолжал расхаживать с каноником, который самым ученым образом рассуждал об Августе[194] и Тиберии[195], о Плинии[196] и Светонии[197] и выражал опасение, что не доживет до того момента, когда можно будет увидеть античную библиотеку, — а ее обязательно откроют в Геркулануме! Все это перемешивалось с жалобами на неудобства и невежливость и сожалениями, что итальянцы больше не понимают латыни. В конце концов оказалось, что бедный старик находится в смертельном страхе перед мелкими затруднениями, которые могут возникнуть при выгрузке его автомобиля и багажа, особенно потому, что он в тот же день хотел быть в Риме.

— Ну вот что, — сказал Тони. — Я говорю немного по-итальянски. Разрешите мне позаботиться вместо вас о выгрузке?

— Я не смел беспокоить вас, — сказал каноник, очевидно, страстно желавший, чтобы Тони взялся за это дело.

— Это не составит труда, уверяю вас.

Тони заранее ловко сообщил капитану корабля и одному из таможенных чиновников, что каноник — английский епископ, и дал кое-кому на чай. Автомобиль был выгружен и готов к отправлению раньше, чем каноник успел нарадоваться почтению, с которым к нему отнеслись. С мешком за плечами и чемоданом в руке Тони подошел попрощаться. Каноник прошептал что-то своей жене, та кивнула головой.

— Мы в большом долгу перед вами, — сказал каноник сердечно. — Вы сотворили просто чудо.