— Это был сицилийский поэт при дворе Фридриха Второго, — ответил Тони, тут же на месте сочиняя. — Его мать была сарацинская эмирша, а отец — норманнский рыцарь. И он влюбился в девушку Византии, которая объедалась мороженым, как некоторые другие дамы. И однажды она сказала ему: «Ты всегда поешь о моих глазах, и волосах, и руках, — почему ты хоть раз не сделаешь чего-нибудь практического? Я не допущу тебя к моей постели, пока ты не изобретешь мороженого, такого же замечательного, как я сама, если верить твоим словам». Поэтому он ушел и выдумал cassata alia siciliana.

— Ты думаешь, что девушка сверху была твердая, а дальше сплошной крем? — спросила Ката задумчиво. — О Тони, ты заставляешь меня говорить глупости. И не сообщите ли вы его лордству, что пора вставать. Я почти одета.

* * *

После прохладной темной комнаты солнечный свет во дворе, отражавшийся от белых стен и пыльной дороги, казался ослепительным. И зной — прямая и лучистая теплота — был свиреп. Ката надела темные очки и раскрыла зонтик, чтобы защитить и себя и Тони. Но все равно дорога до кафе показалась им длинной и очень жаркой.

— Знаешь, Ката, — сказал Тони, когда они заказали мороженое, — становится действительно слишком жарко, моя дорогая. Мы не сможем здесь оставаться долго.

— О, не говори этого, Тони. Я так счастлива на Эе и хотела бы всегда жить здесь.

— Мы не сможем всегда жить на маленьком острове. Мы заболели бы черной меланхолией и стали бы писать романы. Но я постараюсь завтра отыскать виллу, если ты действительно хочешь остаться здесь.

— О нет, я люблю наши маленькие комнатки и Филомену. Но, вероятно, нам действительно пора уезжать. Однако мы все-таки вернемся сюда, правда, Тони?

— Да, мы вернемся сюда. Я уже все обдумал, Ката. Но сначала скажи, куда бы ты хотела ехать.

— Куда угодно, только бы с тобой, но Австрия исключается, хотя я могла бы быть счастлива с тобой и там. Куда угодно, только не в Австрию.

— Разве нет такого места, куда бы ты хотела ехать?

— Есть, есть, это место — куда хочешь ехать ты.

— По нескольким причинам нам нельзя всегда жить на Эе, — сказал Тони, улыбаясь ей. — Одну я только что привел. Затем, летом здесь слишком жарко и слишком холодно зимой, как говорила мне Филомена. Малярии нет, но никак нельзя сказать, не собирается ли какой-нибудь сицилиец импортировать сюда анофелеса в своей бороде, и затем, здесь водится какой-то летний микроб, который творит прямо-таки ужасы у вас в животике. Влюбленные не должны страдать несварением желудка, на этом и держится статистика их долголетия. Наконец, при существующем режиме не так-то легко снять дом — налоги, налоги везде, и чиновники лезут к вам, как сумасшедшие. Кроме того, плохо жить во владениях фашистского режима слишком долго.