Марта засыпала письмами родственника Ладька в Узгорье, но тот раз или дважды в год присылал коротенькие записки с устаревшими сосенскими новостями:

«Поликарпу дали десять лет. Стешка живет с бабушкой. Деньги ваши передал, от кого — не сказал. По всему видно, что для вас возврата нет. Забывайте».

«Поликарпу дали десять лет. Стешка живет с бабушкой. Деньги ваши передал, от кого — не сказал. По всему видно, что для вас возврата нет. Забывайте».

Там, в совхозе, они поженились официально. Теперь Марта и сама понимала, что домой ей в самом деле дороги нет. А когда родилась Фросинка, то и Стеша отошла в далекий нереальный мир. Фросинка была как две капли воды похожа на Стешу, и Марте временами казалось — у нее одна только дочь, Фросинка.

С годами страх угасал, и Ладько, или, как теперь называли его, Владимир Касьянович, начал уговаривать Марту перебраться на Украину, ближе к родным краям. В отпуск он съездил к фронтовым друзьям на Донбасс, а когда возвратился, сказал:

— В Луганск едем. На угольный комбинат приглашают, дают экскаваторную бригаду. Квартира будет.

Уже в Луганск написал Владимиру родственник из Узгорья, что был на базаре в Косополье и слышал: вернулся из колонии Поликарп Чугай. Десять лет отсидел за свою оскверненную любовь. Ходит с бородой, называют его в селе вурдалаком и пугают им детей… А Стеша уже девушка — пастух в колхозе. После этой вести Марта перестала посылать Стеше деньги — боялась, чтоб Поликарп не кинулся на розыски, хотя на переводах она не подписывала своей фамилии. Старая Чугаиха, полуслепая и прибитая горем, думала, что деньги шли от сына.

Владимир Мартыненко был для Марты хорошим мужем, куда-то сгинул тот черночубый сосенский волокита. Вся эта трагическая история с Поликарпом и Мартой случилась по его вине, и ничто уже не могло погасить боль, бередившую сердце.

Работал Владимир бригадиром экскаваторщиков, строил шахту, его почитали, о нем писала многотиражка. Несколько раз парторг шахты Петр Каюмов говорил Мартыненко, чтоб подавал заявление в партию.

— Рано мне еще, — отказывался Владимир.

А когда его кандидатуру выдвинули в депутаты районного Совета, Мартыненко пришел в партком и рассказал Каюмову о всей своей жизни.

— Не могу я быть депутатом.

— За любовь у нас не судят, — после долгого молчания заключил Каюмов. — Только дураки могут думать, что в нашем обществе, даже при полном коммунизме, исчезнут любовные драмы и трагедии. Я не осуждаю ни тебя, ни Марту, были вы молодыми, и не знаю, кому бы удалось погасить вашу любовь… Но мужества вам не хватило, обыкновенного человеческого мужества. Вы бы могли помочь Чугаю, потому что ваше счастье стало его бедой.