— Тедди, — наконец сказал он. — Очень скоро мы получим известие о решении по нашему делу. Когда мы уезжали на вечер, мне позвонили. Звонил адвокат. — Он остановился. У меня закружилась голова, и я на секунду закрыл глаза, ожидая, что он объявит о том, что мне надо уехать. Но папа только покашлял. — Пока мы ничего не знаем, но в ближайшие дни нам сообщат. Они вынесут решение гораздо раньше, чем мы предполагали. Я уверен, все будет хорошо.

Я не знал, что мне ответить, поэтому молчал.

— Ладно. — Он встал, прогнув матрас, когда отталкивался от него рукой, чтобы подняться. Пошел к двери.

— Ты тоскуешь по маме? — спросил я.

От такого прямого вопроса плечи у него дернулись, но голос остался ровным.

— Мы все по ней тоскуем. — Он помолчал. — Я знаю, она старалась. Старалась быть такой, как надо. Со мной, с нами. Со всеми. Она хотела, чтобы у нас все получилось. Она хотела, чтобы все были счастливы, особенно ты и Томми. Но, к сожалению, все вышло не так, как она себе представляла. — Он улыбнулся. Улыбнулся так, что мне захотелось плакать. — Вы унаследовали ее хорошие черты. Ты и Томми. Ее сильный дух. — Больше он ничего не сказал. Просто стоял. На улице проехала машина, и ее фары осветили стену, потом свет ушел. — Несмотря ни на что, я тоскую по ней. Каждый день, — сказал он наконец, потом он ушел.

К Уилкоттам на День благодарения мы не пошли. Мы остались дома и отпраздновали день рождения дяди Фрэнка, съев ногу ягненка. Папа ничего не сказал о причине такого изменения планов, равно как не отвечал и на бесчисленные телефонные звонки миссис Уилкотт. Вместо этого накануне Дня благодарения он принес из местного супермаркета «ДеВрие» ногу ягненка.

Я был доволен такой переменой и наслаждался, сидя на полу в гостиной у нашего так редко зажигаемого камина. Я смотрел, как пламя лижет его кирпичи, и ел сыр «фета» с маслинами. Тетя Бесс приготовила огромный поднос с закусками, но я предпочел греческие маслины, против которых не мог устоять.

— Все это так причудливо, — заметил Силвэниес. Он сидел в сияющей новизной инвалидной коляске, которую купил ему папа, ноги у него были укутаны красным пледом, а в руке он держал бокал с вином. — Все это напоминает мне фильм Нормана Рокуэлла.

Дядя Фрэнк поднял на него глаза, потом посмотрел на Мориса, в полном спокойствии сидевшего на диване и читавшего в свете камина номер «Нешнл Джиогрэфик». Слышно было, как в кухне тетя Бесс спрашивает папу, когда он будет разрезать ногу.

— В огне есть нечто такое, ну, такое, такое умиротворяющее, — сказал Силвэниес.