— Я прочитал это в газете, — добавил он, чересчур небрежно.

— Я тоже читаю газеты, — ответил Клод, мечтательно созерцая сигаретный дым. — Там пишут, что на время работы на щиколотки им надевают кандалы. И на щиколотках под загаром остаются белые полосы от цепей.

С отстраненным видом Клод поддернул штанину и закинул ногу на ногу. Взгляд Пэта стрелой устремился на обнаженную щиколотку. Она была вся покрыта ровным загаром, никаких белых кругов на ней не было.

— Нет ли какой другой темы, которую вы хотели бы обсудить, сэр? У нас весь вечер впереди. Боже, как же хорошо вернуться домой.

* * *

Клод принес домой жалованье за первую отработанную неделю — пятьдесят долларов! Милочка Мэгги с трудом могла в это поверить. Даже Пэт был под впечатлением.

— Для человека без определенного рода занятий это очень даже неплохо, — отвесил он комплимент.

Клод упомянул туалетный столик, но Милочка Мэгги сказала, что нужно подождать распродажи. Она положила деньги в банк, оставив десять долларов на расходы.

Судя по всему, работа Клоду нравилась. Каждый вечер, приходя домой, он выбрасывал из бокала старую гвоздику и ставил туда новую. Каждую субботу он отдавал жене все недельное жалованье. Он не просил ничего, кроме семидесяти пяти центов в день на проезд, обеденного сэндвича и сигареты. Материальные блага его явно не интересовали.

На Рождество Клод сделал всем роскошные подарки: Пэту — пенковую трубку в обитом шелком резном деревянном футляре, Денни — коньки с обещанием отвести его в Хайленд-парк и научить кататься, а Милочке Мэгги — красивый бело-золотой туалетный столик с овальным зеркалом.

Сразу после Рождества Пэт отнес трубку в ломбард и отдал закладную квитанцию Мик-Маку, который не курил. Но квитанция с написанным на ней именем Пэта стала для маленького человечка настоящим рождественским подарком, и он много лет бережно хранил ее у себя в бумажнике.

В день получки после Рождества Клод ничего не принес. Все жалованье пошло на оплату купленных в кредит подарков. Он спросил Милочку Мэгги, имеет ли она что-то против, и, конечно же, она ответила, что не имеет.

* * *

В январе отец Пол, священник-проповедник, приехал дать наставления желавшим обратиться в католическую веру. В его ведение попадали все приходы в этой части Бруклина, а сам он расположился в кабинете директора местной приходской школы. Наставления давались по вечерам.

Отец Пол отличался чрезвычайной худобой. Его лицо выглядело так, словно кожа была туго натянута прямо на кости черепа, без какой-либо прослойки из мышечной ткани. Он провел много лет, странствуя по джунглям, болотам и прочим глухим местам, которых не найти на карте. Ему выпадало питаться причудливой пищей дикарей, болеть неизвестными науке хворями и выносить неслыханные лишения. Он был истощен до прозрачности, словно нож, который перенес слишком много заточек. Каждые три-четыре года он брал «отпуск», на месяц-другой отправляясь с проповедями по Америке.