Мать говорила:

— Я за ним как за каменной стеной.

Она была какой-то безликой, неприметной. Во всяком случае, так считали многие, особенно когда сравнивали ее с Михаилом Федорычем.

Самой отличительной ее чертой была особенность говорить невпопад.

Она работала в библиотеке, и посетители за глаза не называли ее по имени-отчеству, а говорили:

— Это такая тихонькая…

Никто не помнил, как она выглядит, в какое платье одета. А она помнила каждого. У нее была отличная память.

Толя считал — их семья счастливая. И Валя так считала. В сущности, так оно и было.

Сразу же по приезде брат и сестра принялись помогать отцу распаковывать вещи, раскладывать их по местам.

— А теперь, давай-ка натрем пол, — сказала Валя.

Толя намазал пол краской, а Валя начала натирать его щеткой. Она разулась, ее смуглые маленькие ноги так и летали по комнате, она улыбалась, — она привыкла все делать с улыбкой, — а Толя шел за ней по пятам и полировал пол суконкой, чтобы он блестел сильнее.

Но Толя быстро выдохся, устал, сел на подоконник. А Валя ни капельки не устала.

Танцуя и выделывая щеткой зигзаги, словно заправский полотер, Валя добралась до кухни, и тут до Толи донесся ее голос:

— Иди сюда на минутку…

Она держала в руках картонную коробку, перевязанную шпагатом.

— Может, выбросим это, а то стоит в углу, только мешает.

— Что это? — спросил Толя и вдруг вспомнил.

Когда-то, когда они с Валей были маленькие, отец из какой-то командировки привез им цветные стекла. Это были аккуратные квадратики различных оттенков, хорошо отшлифованные, — голубые, розовые, малиновые, лиловые, золотистые, зеленые…

— Со стеклодувного завода, — пояснил тогда отец, — по специальному заказу для вас.

И с этого дня Толя забывал есть и спать. Он смотрел сквозь стекла.