2

2

— Видишь, папа, что т-ты надел-лал! — сказал, запинаясь, Максим. Губы у него дрожали.

Смотрел испуганными глазами и чувствовал себя беспомощным мальчишкой.

Калинович лежал закрыв глаза. После укола острая боль утихла. Однако тело было налито усталостью. Пальцем не шевельнуть.

«Скорая помощь», которую вызвали соседи, уехала. Железные тиски уже не сжимали сердце. Обошлось. Зря только соседи вызвали сына. Прибежал и вот сидит у кровати, губы дрожат. Все, что надо, сделала «скорая», зачем же было звонить Максиму?

Калинович наморщил лоб. Тень тревоги промелькнула на пожелтевшем лице.

— В чем дело, папа?

— Доктор что-то сказал. Что он сказал… — И с досадой подумал: «Что это делается с моей памятью?»

— Доктор сказал, что тебе нельзя волноваться.

— Какая новость! — вяло усмехнулся Калинович. — А я и не знал…

— Ты еще шутишь? — покачал головой Максим.

— Это и хорошо. В жизни или нервничаешь, или шутишь.

— Хорошенькие шутки. А если б соседей не было дома?

— У меня таблеток целый мешок. А то и сам бы доковылял до телефона. Зря они тебе звонили.

— Как это зря? — страдальчески скривился Максим. — Я бежал — сердце разрывалось. Мы там, а ты — один — тут. Не говорю уже, что с таким здоровьем и в твоем возрасте очутиться в коммунальной квартире…

— Самый лучший вариант. У меня хорошие соседи. Тихие, внимательные. А ты получил чудесную двухкомнатную.

— Однако же разменяли еще лучшую, трехкомнатную. Я там вырос. Ты с мамой там прожил целую жизнь.

— К сожалению, не целую, — Калинович уставился глазами в потолок. — Не целую… Видишь, я здесь, а мама на кладбище.

— Тем более, — упрямо вел свое Максим. — Кто о тебе тут позаботится?