— Как можно терпеть? — еще раз повторяет Таранчук.

— И чего вы волнуетесь, — ласково откликается Якивчук. — Плюньте вы на Красюка. Это все, чего он стоит.

Склонив набок свою круглую голову, Райквочка мигает, словно отгоняя необоримую дремоту, и благодушным тоном, так гармонирующим с его расплывшейся фигурой, роняет мягкие, кажется, тоже кругленькие слова-бублики:

— Зачем принимать так близко к сердцу? — говорит он. — Оглянитесь вокруг: солнышко, тепло, жить все лучше. А Красюк… Хе-хе, у меня таких красюков-крысюков в жизни, верно, с полсотни было. И что же? Сперва я так же вот кипел-бурлил. А потом увидел, что всякому овощу свое время, своя пора придет. Вот глядите, — он ткнул коротким пальцем в окно, — еще один дом заканчивают. Хороший домик, правда? Не только Москве да Киеву строиться, пришла очередь и до столицы нашего района. Так вот, закончат дом и вывезут мусор со двора. А мусора немало набралось — ведь это же работа, строительство! А что было бы, если б я в самое жаркое время вбежал во двор и закричал бы: «Как вам не стыдно, люди, мусор под ногами!»

Таранчук смотрит на Якивчука тяжелым напряженным взглядом. Но того это ничуть не смущает.

— Хорошее пивцо, — роняет еще два круглых словечка Якивчук.

— А вон там, возле площади… — кривит губы Таранчук. — Новый дом уже закончен, люди поселились, а мусор и до сей поры не вывезен.

— Ну и что же? — ничуть не смущается Якивчук. — Позднее приберут. Зачем спешить? Всему свой черед, дорогой мой бухгалтер. Сама жизнь — отличная метелочка, она где надо почистит, подметет…

— А мы посидим в сторонке, в сторонке? — язвительно спрашивает Таранчук.

— Нет, зачем же? — с неколебимым спокойствием отвечает Якивчук. — И мы понемножку подсобим. Отчего ж… Пейте, пейте. Хорошее пивцо.

Таранчук молча допивает пиво. Потом с грохотом ставит кружку на стол.

— К чертовой матери! Я так не могу… Я уже подал заявление. И все!

— Ну что вы, что вы, — качает головой Якивчук. — Голуба моя, земля-то кругленькая, верно? А вы хотите ходить по ней прямо. Она ведь кругленькая…

Все у него смеется: округлое лицо, на котором кустиками торчат волосы, раскрытое колечко рта и благодушные глазки, тоже круглые, как у цыплят, которых тысячами выводят инкубаторы.

— Ну вас к черту, — с досадой машет рукой Таранчук.

— Зачем же к черту, — смеется Якивчук, он и не думает обижаться.

— Не все могут сидеть, как…

— Как квочка?[11] — договаривает директор инкубаторной станции и тем же ласковым тоном продолжает: — Это обо мне? А вы, голуба моя, а вы?

— Что я? Что я? — взрывается Таранчук. — Я честно работаю. Я никогда…