А презренные пигмеи, считавшие себя вершителями судеб, где они? Черные людишки превратились в черных мертвецов.
Должно быть, я произнес последние слова вслух, потому что мой друг Сагател отозвался:
— Есть мертвецы, которых надо каждый день снова и снова убивать. День за днем. Как человечество карает Каина. Вечно.
В молчании мы направились к машине.
8
8
Вечер. Перед глазами сарьяновский пейзаж. Горы подернуты синевой. Густые тени упали на долину.
Визма Карловна вернулась из Еревана. Была в Матенадаране и взволнованно делится своими впечатлениями.
Действительно, об этом уникальном хранилище древних рукописей и первопечатных изданий нельзя говорить без восторга. В величавом дворце можно совершить путешествие в глубь веков, обогатиться мыслями великих поэтов, философов, историков, математиков, астрономов, чьи творения увековечены на пергаменте и бумаге.
Тысячу лет тому назад жил великий поэт Григор Нарекаци. Каждой армянской семье знакомо это имя, его произведения читают, потому что он и сегодня для каждого — современный поэт, потому что он прозорливо видел мир и жизнь в сложных, драматически сплетенных противоречиях, взаимозависимых, неразрывно связанных.
(Пер. Н. Гребнева)Мы наперебой вспоминали сокровища, собранные в Матенадаране:
— Манускрипты древних греческих мудрецов. Поразительный пример: произведения Аристотеля были переведены в Армении еще в пятом веке.
— Тысячи рукописей на арабском, персидском, латинском, древнееврейском языках.
— Вместе с караванами купцов уходили в далекие края ученые, хранители библиотек, переводчики.
— И как хорошо, что эти сокровища Матенадарана изучают, издают, популяризируют.
Вслед за тем, разумеется, зашел разговор о выдающейся роли переводчиков и переписчиков в развитии культуры всех народов, армянского в особенности.
Сколько войн, сколько нашествий и опустошений испытала эта земля. Погибали люди, погибали книги. Тамерлан велел потопить в Севане тысячи рукописей. Но снова и снова переписчики в тесных, иной раз холодных и темных кельях гнулись над пергаментами, даря людям свет разума. Они начинали свой подвижнический труд в юношеские годы и продолжали уже седыми, сгорбленными, полуослепшими. А порою, как воины на посту, защищая письмена, падали, пробитые копьями дикого насильника. Вместо памятной записи оставались лишь кровавые пятна на письменах.
Поражают записи, оставленные толкователями и переписчиками. В них — обращение к современникам и к потомкам, в них — надежда, что не забудут имя того, кто посвятил свою жизнь Книге, в них — и сознание выполненного долга: «Рука моя уйдет, а письмена останутся».