Он очень убедительно говорил об этом и даже, махнув рукой, признался:
— Я ведь сбрасываю лишний остаток воды прямо в пустыню, — так вот, я пустил воды больше, чем надо, в пустыню, и она пошла, как идет вода, если вы выльете ее, по складкам толстого одеяла. Вода пошла по старым, ей известным уклонам и кое-где остановилась и образовала озера. Там появилась зелень, прилетели птицы. А если бы пустить много воды, — конечно, надо ее направлять, ей помогать! Но я верю, что так будет. Колодцы — не выход ни для животноводства, ни для хлопка… Идите посмотрите на канал, идем сейчас же… Все идем…
И мы пошли на канал. Он был небольшой. Вода медленно стремилась в нем, мутная, илистая, драгоценная вода Амударьи, она шла на запад, и казалось, что прав старый ирригатор, победу нужно искать здесь, на этом направлении…
— Кто хочет видеть прошлогоднюю саранчу — она всерьез напала на нас, и был свирепый бой, — тот пусть перейдет на тот берег. Там в кустах много ее, целые кучи…
Луговской сказал:
— Конечно, идем смотреть саранчу!
Мы подошли к месту, где через канал была переброшена узкая длинная доска, которая встречалась на середине расстояния с другой такой же доской, брошенной с того берега. Я первым ступил на доску, за мной последовал Володя. Мы перешли с хорошей быстротой на тот берег, и когда оглянулись, то увидели, что за нами никто не последовал. Все удалились скромно к селению. Мы были одни.
Мы обходили с Володей огромные скопления мертвой саранчи: неисчислимое количество страшных маленьких латников погибло, сраженное огнем, усилиями тысяч защитников полей и садов. Крылья мертвой саранчи мрачно шелестели, как мертвые листья на кладбищенских венках, высушенных временем.
Мы сели на пригорок и смотрели на пустыню, на воды канала, на мертвые полки, прилетевшие с далеких берегов Персидского залива, с Аравийского полуострова, чтобы быть уничтоженными в центре Средней Азии.
— Сколько здесь, подобно этой саранче, прошло полков, с древнейших времен и до нашего времени, — сказал Луговской. — Сколько мертвых городов, умерших столиц стоят в пустыне, и ветер шевелит песчаную пыль на их башнях и стенах, как крылья этой мертвой саранчи. Вспомни великий Балх, могучий Термез, древний Мары, города Бамиана, Пул-и-хатум, о котором нам рассказывал Керим-хан, прищелкивая пальцами и гадая, какие там лежат скрытые сокровища древних…
Тут я засмеялся тихим смехом.
— Что ты смеешься? — спросил Володя. — Разве не так? Разве не исчезали владыки мира, как будто они были песчинками среди миллионов песчинок, которые просыпает ветер сквозь пальцы времени…