— Вон. Посередке.
— Ну и дурак, — Середа усмехнулся. — Выбрал звезду… Это же Полярная.
— Ну и что? Подумаешь, Полярная. Я ее загадал, и все.
— Загадывать надо поскромнее, — вздохнул Середа.
…С тех пор я на всю жизнь остался без звезды. У меня была только одна маленькая звездочка, все годы война она перекочевывала с пилотки на шапку и обратно.
У Середы звезда осталась вечной! Она сияет над братской могилой, где на дощечке среди сорока девяти фамилий есть и его — С. Тихонов.
— Эх, Серега-Середа! Удрал бы ты из-под своей звезды в самовольную отлучку. Съездили бы теперь опять на Алгазу, зажгли бы огонек. При тебе я был бы вечным дневальным, это ты учил меня, как держать в костре постоянный жар… Удери? Нет, ты не удерешь. Я знаю. Ты не из тех, чтобы бросить сорок восемь товарищей…
Последний раз я был на Алгазе с сыном своего приятеля. Его тоже звали Сережка. Он был хороший и ловкий, по рыбалке, паренек, но совсем не похожий на Середу. Воспоминания всегда останутся для людей бесценным кладом, не имеющим товарной стоимости. Мне было очень тяжело думать, вспоминать и сравнивать Середу с Сережкой, особенно ночью, при костре. И я постарался уснуть.
Проснувшись ночью покурить, я выбрался из полога, дымил один. И снова падали звезды, но я был равнодушен. В мои годы человек твердо знает практическую стоимость звезд и их прочность на небосклоне. Но одна из них меня заинтересовала. Она не падала, а летела. Я подумал, что это самолет, но через минуту был уверен, что это не огонек высотного самолета.
Проснулся и Сережа. Я сказал ему:
— Странная звезда.
Он наблюдал за ней несколько секунд и потом заявил очень удивленно:
— Так это же спутник! Спутник Земли! Разве вам еще не приходилось их видеть?
— Приходилось, — ответил я, — приходилось!
Трое и одна
Трое и одна
Рыбаков не принято спрашивать об успехах. К чему? И так все ясно: осетра под полой не спрячешь и сазанов за пазуху не наложишь, идет себе человек с рыбалки — на плече удочки, за спиной пустой рюкзак… К чему здесь вопросы?
Другое дело охотник. Тот пустым не ходит. Идет, обвешанный утками, как елка игрушками. И норовит всегда пройти центром города, тяжело ступая, и смотрит он выше голов прохожих.