Сидит со шлюхой монах-доминиканец. Смеются отчего-то. А вон в углу пьёт компания шляхтичей. Один уж лежит головой в мисе... Самый среди них пожилой, с иссечённым лицом и безобразными седыми усами, бурчит:

— Нет, не то уж, что было. Чёрт его знает, куда катится свет! А бывало... Ой, бывало!.. Бывало, пища была лёгкая. Поел — через час снова есть хочется... А женщины какие были! Двадцать подряд целовал бы. А теперь? И на одну не смотрел бы... Вы все тут щенки... Бывало, вино, так это вино — все бы, как вот он, лежали бы... И вечная слава у людей тяну-у-лась, тянулась. А сегодня — то-оль-ко объявили вечную славу — бац, умер; бац, завтра никто ни хрена его не помнит.

Постепенно, однако, корчма пустела, и они остались одни. Даже корчмарь пошёл к себе. Кое-кто уже дремал, положив голову на стол, либо на полу, на сене. Не спал с Христом Петро. Было душно, и Юрась открыл окна. И вот тогда, отворив, ещё далеко услышал он в пред­утренней тишине, приглушённый расстоянием, топот многочисленных копыт.

— Кажется, настигли, — произнёс он. — Ну вот, имеешь, Петро.

Появились огни факелов.

— Хлопцы, погоня!!! — крикнул Христос.

Все заметались по корчме. Только один Иуда, кажется, никуда не спешил. Некоторые скакнули за дверь. Андрей начал лихорадочно протискиваться в подпечек.

...Илияш, выскочив, побежал по огороду, по капустным грядкам, путаясь в тыквовой ботве, которая, ка­жется, ловила его за ноги.

...Христос вздел руки:

— Петре-Петре, приближается уж ко мне чаша моя. Имеем через тебя взяти. — И внезапно выставил окно, смекнул: — Разве что страдание окном отсюда вынести?

Петро бросился за Братчиком, который уже тискался в окно:

— И я, Господи, по силе моей не отпущу тебя. Но где ты будешь, и я за тобою пойду. Куда ты, Боже, туда и я.

Они убежали через окно и рванули огородами. И тут за их спинами послышался звон стекла и крики — всадники ворвались в корчму.

За стойкою гостеприимно стоял Раввуни:

— Может, сиятельные паны выпили бы? Таких ка­плунов, такого мёда!

— Где мошенники, корчмарь?! — взревел муж.

— Какие мошенники?.. Э-э... Ну... тут, понимае­те, я, а в боковушке — жена, а в подпечке, понимаете, куры.

— К-куры?

— Я ведь не говорю, что львы.

Андрей в подпечке начал квохтать, раздувая тол­стую морду. Грёб солому и квохтал, словно яйцо снёс. Весьма естественно.