— А я и так сожжена. Бросали вы меня из рук в ру­ки. Поздно увидела, что есть и другие. Поэтому давай, разводи костёр.

Необычайно богатый интонациями голос капеллана словно улыбался. Из-под языка осторожно высунулась травинка-жало.

— Да я не о том. Вот, если не убьём — ты ведь сама понимаешь, что не напрасно мы «опоздали», — так отдадим ему бабу, и пускай идёт с апостолами за границу. Ты не останешься, ты с ним вынуждена будешь уйти. Будет у них ребёнок. А ты? На торной дороге трава не растёт. Да я не о том. Вот если бы ты помогла нам, убедила, чтобы ушёл без столкновения и шума за границу, — ушла бы с ним. Никого бы мы не выпустили. И он бы наконец стал твоим. Если надежды нет, кто такую красоту пропустит. Подумай, как много мы тебе даём?

— Много, — согласилась она. — Только не уйдёт он от неё за границу. А вы мне действительно много пред­лагаете. Примите за это мою благодарность.

Капеллан говорил с нею, склонившись с седла, чтобы никто не слышал. И она, сказав о благодарности, с не­виданной силой отвесила ему пощёчину. Даже у того зазвенело в ушах.

Мних вспыхнул, но с усилием сдержал себя.

И подъехали они к пригорку, и, конные, стали перед Христом. Корнила отъехал в арьергард, высился между конным мирским отрядом и мужиками.

— Почему не ушли? — спросил у мужиков Кор­нила.

— А они почему не ушли? — показал на воинов кто-то.

— Дело не ваше.

— Ну и это не ваше дело, — дерзко ответив мужик.

Христос между тем смотрел в серые, немного в прозелень, плоские глаза капеллана. Глаза были холодны, словно у ящерицы.

— Когда я татар бил — вы молились. А теперь на­летели на готовое.

Босяцкий благожелательно удивился:

— Ты? Но ведь повсюду уже знают, повсюду со­общено, по храмам, весям, городам, что разгромила их наша рука. Что ты без церкви? Что этот невзрачный люд без церкви, без наших молитв и нашего духа?

— Э-эх, черви навозные, — сказал Христос. — Сле­телись на храбрую смерть, трупы облаяли. Стервятники хоть не лают.

Мних улыбнулся одними губами.

— Гордыня? Да. И неразумность. Без церкви, учти это, сын мой, не было бы победы. Без церкви ничего не бывает, таков закон. Во всех летописях, которые ты там ни знай и ни кричи, записано, что мы не убежали, не бросили вас одних, что мы подготовили этот страшный отпор, что «татаре на белорусскую землю ворвались, но церковь, с малым людем выступив, народ поганый с во­лею Божией и помощию неожиданно поразила и раз­громила и лупы поотбирала».

Он чеканил это, словно опускал на плечи бесстыд­ное, невыносимое бремя.

— Мочись вам в глаза — скажете: Божья роса, — буркнул Богдан Роскош. — Ну, а он?