«ВОТ МОЙ НАРОД, КАК ЛЬВИЦА, ВСТАЁТ...»

Воздайте ей так, как и она воздала вам, и вдвое воздайте ей по делам её... Сколько славилась она и роскошествовала, столько воздайте ей мучений и горестей. Ибо она говорит в сердце своём: «сижу царицею, я не вдова и не увижу горести!». И восплачут и возрыдают о ней цари земные, блудодействовавшие и роскошествовавшие с нею, ког­да увидят дым от пожара её.

Откровение, 18:6, 7, 9

Широкое, немного пологое поле заканчивалось лощиной и потом снова немного возвышалось. На этой возвышенности тускло блестели, краснели, золотились разноцветные мазки. Стояли кони, закованные в железо, и сидели на них, такие самые, железные, всадники. Свисали багрянец, золото и белизна знамён. Всадников было много, до ужаса много. Треугольные и овальные стальные щиты, султаны, копья, золотые — а больше во­роненые — латы.

Впереди всех возвышался Корнила, похожий на па­мятник самому себе.

Лощина перед ними была глубоко-зелёной — даже синей — после недавних дождей. И босому пареньку было хорошо известно, как приятно пружинит в таких местах под пяткой земля. Но эти никогда не ходили босыми. Корнила надеялся, что мужики не осмелятся по­лезть на конный, железный строй: увидят и отступят.

Другая гурьба, растянутая на милю, если не боль­ше, стояла выше, за лощиной, на поле. Белая холстина, турьей шкуры щиты, балды, багры, пращи. Корнила не знал, что они готовятся нападать. А даже если бы и знал, не поверил бы.

От этой гурьбы отделились и начали спускаться по склону Тадей и Иуда. Кричали что-то. Панское войско умолкло, и тогда Корнила понял: ярильщики.

— Эй, косоротые! — горланил Леввей. — Эй, городенцы-грачи! Смола черномазая! Задница шилом! Святого Отца на хряка променяли!

Оскорбления были общеизвестны и потому страш­ны. Цепь защитников взорвалась яростью.

— Хамы! — налившись кровью, кричали из неё. — Мужики! Головы лубяные!

— Паны! На соломе спите — зубами ищетесь!

И тут страшный, нездешний вопль оборвал пере­бранку.

— Босяки! — кричал Раввуни. — Чтобы вы, как сви­ньи, только мёртвыми на небо смотрели, чтобы вы, как светильник, каждое утро погасали, чтобы вы пустыми всегда были, как ваши вацки, как собачья миска у плохо­го хозяина, у пса этого, Жигимонта!!!

— Иудей, — сказал кто-то.

— Эй, — издевательски бросил Корнила, — почем земля горшечника?