...Поймал слабую — в конце полёта — стрелу. Все ойкнули.

Цокот копыт нарастал. Кавалькада подлетела под откос, начала спешиваться. Лишь оболтус со стрелой конно взлетел на крутой откос, искал неистовыми ястребиными глазами.

— Это кто выстрелил? А? Кто?! — Он был страшен.

Молчание.

— Я, — наконец признался молодой.

— Молодчина, — похвалил Кирик Вестун. — Далеко стреляешь.

Покатился хохот. Кирик слез с коня:

— Здорово, Христос, не забыл?

— Кирик Вестун... Клеоник из Резьбярного Кута... Марко Турай...

— Помнишь, — засмеялся чертяка Вестун. — Ну, давай поцелуемся... Здорово, апостолы... Утробу отрас­тил ты себе, Фома, на апостольском хлебе... A-а, здорово, брат Иуда. Как, предать ещё не собираешься?

— Спасибо, — произнёс Раввуни, — себе дороже. Один уж однажды попробовал, и нельзя сказать, чтобы это было особенно весело для остальных. А я вот напрас­но этим хлопцам крикнул... предупредил.

— Ну, хорошо, хорошо, давай поцелуемся, что ли... Слушай, Христос, вот тебе и подмога небольшенькая. Мы было убежали, а потом в рощу вернулись, следить. Ты остерегайся, не лезь, как головою в печку. Войско со стражею будет давать бой. Сидят вон там, в правой роще и в лощине, и там. Завтра выйдут строем на Волосово поле. У тебя людей сколько?

— Тысяч около десяти, чтоб они здоровы были, — ответил Христос.

— Ну, а их со стражей войта три с небольшим. Счи­тай, вдвое больше. Тяжёлая конница, латы, каноны.

Все умолкли. Почувствовали смертельную тяжесть завтрашнего труда.

— Стало быть, сначала надо не допустить к себе, — предложил Фома. — Из пращей бить.

— Тоже мне ещё Давид, — подковырнул Иуда с иронией.

— Ты что знаешь? — разозлился Тумаш на то, что кто-то засомневался в его военных способносгях. — Научись сперва меч держать!

— Не умею, — признался Раввуни. — Но всё равно. Ты завтра пойдешь на дуэль. Я с кем-то — дразнить их. Каждый делает, что может.

— Не пойдешь ты, — возразил Христос.