— Хорошая сталь?

— У-у! Взгляни, коса какая. Немного выгнул, подклепал.

Люди стояли перед ним, и он ничего не мог сказать им. Они были правы. Они заботились о жизни.

— Прости, — произнёс кто-то из толпы. — Она ждёт.

— Охраняй тут.

— Порядок наводи.

— По-Божески.

Очень некрасивая женщина подошла к ним:

— Я всё сделала для тебя, Господи Боже. Теперича отпусти.

— На что надеешься? — печально улыбался он. — Деревня ведь сожжена.

— Несчастье помогло. Татары сожгли у нас почти всех баб. Молюсь за них и плачу. Не хотела бы себе счас­тья ценой такою. Но что поделаешь, надо жить. Я найду теперь себе мужа. Дети у меня будут.

И тут она заплакала. От горя за других и от облег­чения за себя.

— Ступай, — согласился он. — Будь счастлива.

И ещё один молодой парень подошел:

— И меня боязливым считали. Бык меня гонял, теперь я доказал. Видишь, трёх пальцев нету. Шрам че­рез лицо. Счастье ты дал мне. Пускай теперь какая девка меня трусишкой наречёт.

— Ступай.

Калека на костылях подошёл:

— И я счастлив. Сквозь слёзы, а счастлив. Отпусти. Мне от тебя ничего больше не надо. У нас теперь все, кто не убит, — калеки. Я не хуже других. Будет дом, жена, дети. Есть зерно и хлеб.

И иные звучали голоса:

— Конь у меня. Татарский. Первый. Руки к сохе тянутся.