— Готовы.

— Кресты на рукава нашили?

— Нашили. Иначе чёрт его разберет, кто свой, а кто чужой. Стычка ведь.

— Сигнал — огонь на переходе от доминиканской колокольни. По нему идите, бейте всех в меченых домах. Где крест на воротах или на двери.

— Шестиконечный?

— Буду я языческую эмблему чертить. Наш. Четыре конца. И учтите: не выпускать живых.

Хлебник мрачно улыбнулся:

— Это мог бы и не предупреждать, батька. Нам такой Христос — на какого дьявола? Все вымел. С восковым вон как спокойно было.

— Тоже пить-есть просил, — вторил ему рыбник. — Ну, так это не то. Хоть другим не давал. Так мы на него, как на медведя, одним махом.

— Отче, — обратился кто-то. — А если на улице че­ловека встретишь? Как узнать, еретик ли.

Друг Лойолы усмехнулся.

— А на это уж Арнольд Амальрик ответил. Когда во Франции еретиков били.

— Ну?

— «Убивайте, убивайте всех! Бог своих узнает!» Вас сколько?

— Где-то человек пятьсот, — сказал хлебник, играя кордом. — Н-ну х-хорошо, отче. Мы этой сволочи пока­жем рыбы да хлеба.

— Давайте, сыны мои. Клич все знают?

— Великдень, — напомнил кто-то из мрака.

...Христос между тем догнал своих. Все втроём они шли по улицам сонного города. Ночь выдалась неожи­данно жаркая, может, последняя такая перед приходом осени. Поэтому люди спали не только в хатах, но и в сад­ках под грушами, и на галереях, и прямо, вытащив из хаты покрывало, у водомётов, которые нарушали тиши­ну несмолкаемым плеском воды.

— Они дома? — спросил Христос.