Сегодня весь мир был доступным. Было возможно все. Даже вдруг вспомнилось, что она в конце концов кровная казачка, которой черт не брат. Даже взять и вообразить, что Голубов любит не ту, а ее… А почему бы нет? Чем Люба хуже? У той, у глазастой, такие чернючие волосы, будто их выватлали в мазуте; вроде даже мазали, как помелом, ее шею. Грязношеяя… А косы Любы — все говорят! — похожи на пшеницу. Только взяты зачем-то в узел, скрыты для чего-то платком… Ее будоражили преступные, дикие, как все сегодня, мысли: «Хорошо, что та, черномазая, ушла». Разве Люба не лучше ее своей силой, своей молодостью, только-только начавшейся? Голубов должен, обязан ответить ей, стоящей рядом.
Продолжая играть в чудеса, с удивлением и счастливым ужасом чувствуя, что это перестает быть игрой, она летела, трогала подбородком руку Голубова. «Сумасшедшая? — спрашивала она и отвечала: — Ну и ладно!»
Глава двенадцатая
Глава двенадцатая
Глава двенадцатая1
Молодому специалисту, доктору Голиковой повезло. Спонтанный пневмоторакс, известный ей лишь по институтскому курсу, был налицо. Четкий, классический. Со слов жены больного (снятый с машины, он уже не говорил), Шура Голикова установила, что он ездил в неудобной повозке — бедаре, испытывал, вероятно, резкие толчки, вследствие которых разорвалась спайка. Завбольницей Октябрина Максимовна — сокращенно Инна Максимовна, или заглазно Инеса, жена заворготделом райкома, подлая, с Шуриной точки зрения, баба, но прекрасный, когда хочет, врач, — подтвердила и диагноз доктора Голиковой, и ее решение: дренаж, то есть отводную трубку. Инеса деликатно консультировала все время, пока Шура делала самое трудное.
Закончив операцию, совершенно счастливая своей практикой, Шура за дверью палаты столкнулась с мужем. Сергей стоял в персональном запасном халате заведующей — профессорски снежном, с вышитыми на кармане инициалами Инесы, а сама она щебетала, пыталась отвернуть Сергея от облупленной, давно не беленной стены и, потрагивая надбровья — дескать, вот как измоталась, как отдаюсь работе, — мягко улыбалась, говорила, что Сергею Петровичу можно в любую палату, что Сергей Петрович, хозяин райкома, — хозяин везде. «Зараза», — подумала Шура. «Не буду мешать вам», — улыбнулась Инеса.
Со дня победы отвыкший от вида убитых, изувеченных, Сергей задержался перед палатой, расспрашивая жену о Конкине. Он, узнал, что в легком Степана Конкина инфильтрат, то есть пораженный микробами участок. Инфильтрат прирос к плевре — эластичному мешку вокруг легкого, а когда оторвался — воздух пошел через прорыв под плевру.