В Настасье ходило вино, выращенное здесь, в Кореновском, давленное здесь, бродившее здесь. Оно — кровь ее кореновской земли — ходило и в Илье Андреевиче, и ходила весна в уже предвечерних дождевых, все не проливающихся тучах. Кругом в домах играли песни — «Цыганка гадала», «Разин», а в растворенной хате Руженковых, должно перебрав уже все, тянули, сатанюки, белогвардейскую: «Всколыхнулся, взволновался». Правда, в словах:

выводили не «православный», а «наш советский», а вместо «на призыв монарха» выкрикивали «на призыв колхозов».

Гуляющих хат было б больше, но полхутора вчера еще рванулось в Шахты и в райцентр покупать с получки мотоциклы. Не раздражая, а веселя Настасью, шли в морских золоченых фуражках ребята, строящие маяк, грохотали по улице волго-донские грузовики с намалеванными на стеклах и бортах голубями мира. Весна! Илья Андреевич двигался все сзади, и Настасья рассмеялась:

— Да хоть держитеся рядом, а то аж шея болит оборачиваться.

Перед Настасьей визгнул тормозами, стал «козел» председателя левобережного колхоза «Зов Ильича».

— Семеновна! И в конторе ее замок целовал, и дома, а она вот она. Ясно!

Избитый оспой, с зубчатыми от оспы ноздрями и губами, сдавил Настасьины пальцы, подковыристо глядя на Солода.

— Квартирант это, — объяснила Настасья.

— Ясно! — совсем уже во все лицо заулыбался гость, и она расцвела от его намеков.

Приехал он позычить виноградных чубуков, решил расширять на новой земле винные игристые сорта, а добрых, таких, как у щепетковцев, не найдешь. Это, мол, видать и по состоянию председательницы.

С ней, сточенной шестерней, которую и наваривать-то нет смысла, он обращался будто с исправной, покорно просил чубуков.

— Подъезжай, — сказала она, — завтра к бригадиру.

— А сейчас?

— Кабана режет.

— Солянка небось?.. Ясно!

Он рассказывал, какой в «Зове Ильича» и по всему левобережью сабантуй с разведками участков, с дебатами на улицах. С тех пор как ликвидировали коммуны, отучились станичники от партизанства и теперь снова приучаются. С перевыполнением. Не терпят не то что слова «приказ», даже слова «указание» не выносят, давай только «общеколхозное решение». Плюс к тому райком — сам Голиков! — уведомил, чтоб на перевыборах правлений кандидатур свыше не ждать, котов в мешке вам не повезут. Кого не желаете для новых земель, того снимайте. Чтоб все как в Уставе: «Высшая власть колхоза — общее собрание колхозников».

На слова Щепетковой, что лично ему не паниковать бы, его и так вечно кроют за панибратство, он ответил, что оно так, а с веселого хода да еще при тайном голосовании — гляди, и влепят по шапке. Ничего, бывал танкистом, будет трактористом… Зато уж теперь художественная самодеятельность в станицах — Большого театра не надо!