Почему, спросите? Да ведь ждали от жениха: вот-вот встанет молодец, покажет себя мужчиной: «Я виноват! Это я натворил. Да, молчал. Почему? Ну, знаете, какие наши годы… несмышленые мы с ней (пусть, пусть приврет, старикам будет легче, да и языки у них развяжутся: небось, тоже не святые… чего уж там, или молодыми не были?). Ну вот, а теперь я, Тудор, и она, Диана, торжественно объявляем: хотим стать мужем и женой!»
Известно, Тудор — парень с норовом, кто его знает, куда повернет. Начнет, допустим, так: «Конечно, нам стыдно… Ну а что такое стыд? Может, сначала вы нам ответите, дорогие родители? Повидали на веку больше нашего, вам и карты в руки… Что это такое, стыд? Простите, ну… зачав нас, вы стыдились? Ах, стыдобушка — не тот ли это случай, когда поповская дочка бежит с кучерявым цыганом в черных очках? А я думаю, потому и сбежала, что полюбила. Вам попа жалко, в параличе лежит полгода? А от того, что он любовь хотел разбить, сердце у вас не болит? Может, у них возвышенные чувства, как у Ромео и Джульетты… И еще скажите, что за страстишка у вас копаться в чужой жизни — того же попа, или Костэкела, или Кручяну с Руцей?.. И все для отвода глаз, чтоб о себе не говорить. Постойте, дорогие, что вы так о нас печетесь? Ваша дорожка, слава богу, накатана, пора на какой-нибудь полустанок съехать, в закуточек, где гудки над ухом не воют. И вообще, не устали вы разве смотреть на нас сверху вниз? Глядите, шею не сверните… Не пора ли спускаться? Да-да, давайте-ка, потихоньку вниз, потому что наверху-то оказались мы! Можете даже считать, мы теперь вам вместо родителей… Посмотрите на себя со стороны, такие вы маленькие, заблудшие, словно детишки в грозу под деревом, и ваше хныканье еле слышится. А мы — два голубя на балконе, здесь, на высоте, воркуем и греем друг друга, и нам не до вас!..»
Родители забеспокоятся, закряхтят: «Да, дети наши, вы правы… вы остаетесь после нас. Да, вы наша память… хоть и не самая добрая, как можно было ожидать… Что делать нам прикажете, плоть от плоти нашей? Уйти с глаз долой? Или вообще — сгинуть, хватит небо коптить?»
«Да отчего же, лучше решите с Кручяну. Пора проводить его на кладбище, почтить человека, он хоть и заблуждался, зато трусом не был и знал себе цену…»
Никанор оставался с виду невозмутимым. «Куда мы заехали? — размышлял он. — Хорошо ли это: сами говорим, что в голову взбредет, а с молодых спрашиваем по всей строгости? Может, с самого начала не с той ноги пошли? Вызвать сюда, к нам, учительницу… Пусть она неопытная, но учить ее уму-разуму? Мы, простые крестьяне, собрались читать мораль, когда у нее университет за плечами?