Вот те раз, «умом тронулись». Выходит, впустую вся нынешняя беготня и говорильня? Хотя посудите сами: сгрудиться вокруг мертвого и трепать языками о его любви — разве это по-божески?

А в поле люди окружили Прикопа. Ну и красавчик! Вместо его дурашливой физиономии таращится резиновое рыло противогаза, пуп сверкает медной бляхой с «Гот мит унс». Но никого этим уже не проведешь: обступили, заломили руки, отобрали гранаты — чего доброго, шарахнет железными погремушками…

Потом я иногда думал: что заставило тетю Наталицу отсылать мужчин в кукурузное поле? Почему стала грозить солнцу, перебивать шушуканье, отвлекла всех от Анны-Марии, глядя в сторону жнивья, где гонялись за Прикопом? Верно, чутье ей подсказало: плачет женщина по любимому, так оставьте, не мешайте, дайте выплакаться… Или смутила змеиная усмешка ковыля: «Вот, милейшие, как вы живете. Ах, великие праведники! Кто мне растолкует, кем приходится Анна-Мария этому цыгану? Ну, скосил он ей пшеницу прошлым летом, было дело… И поэтому женщина рыдает, да? Ай-яй-яй, лучшего косаря не сыскать! А весной подрезал виноградник? Как же, как же… Или защемило сердце, ласки грешные вспомнились? Скажете, по глупости плачет, жалость бабья одолела? А как быть с этим: «Любимый, возьми меня с собой»? Ведь не сегодня завтра явится из-за Прута законный ее супруг, Митруцэ Гебан, взгреет, и поделом: «Стерва! Ты что же, выбрала меня, чтобы променять на плюгавого цыгана? Хорошо мужа своего ценишь! Вздернуть тебя, суку, мало…»

Вернется Митрикэ Гебан, как пить дать вернется! Уж не потому ли три дня и три ночи грохочут орудия? Словно чует капрал Гебан: супружница-то моя, ух, тварь распоследняя! Он же распнет ее на воротах, как смушку овечью, выставит на позор всему селу, чтоб впредь неповадно было и другим в науку.

А может, Митруцэ уже дома? Пока односельчане топчутся в поле, он себе сидит-прохлаждается во дворе на завалинке и жену поджидает: «Где тут моя благоверная? Я к ней с поздравленьицем… Ну, милая, как поживаешь?»

А что Анна-Мария? Какими словами ответить женщине на ползучий шепоток — «любовница цыгана»? Только и останется: «Арги-и-и-р, возьми с собой… свет без тебя не мил!..»

4

4

В опустевшем поле, посреди зеленого жнивья одиноко плакал перепуганный Прикоп-дурачок. Не дали поиграть в войну… А на белом взгорье сиротливо лежал мертвый солдат, словно укоряя: «Похороните же меня, люди…»

Наконец бабка Сынджеров деловито закряхтела:

— Чего мы здесь толчемся? Кого-то ждем, а? Поднимите парня, положите на телегу, и поехали в село!