— Фу-у… Проснулся в холодном поту, — переводил дух корчмарь, — Поверите ли, братцы, вижу их в колодце, эту парочку, и ноги не идут. А Касьян вцепился в руку и тянет: «Айда вместе, — вопит, — вот они, убью!» Ох, и за что мне такое? Черт дернул взять деньги за невыпитую водку…

Спросите, к чему все эти подробности? Да к тому, что Аргир остался один-одинешенек и жил, перебиваясь чужой милостью да жалостью. Напросится пасти кому-нибудь гусят за кусок мамалыги, а пригонит обратно — хозяин как пить дать не досчитается одного гусенка: получай, малец, пару тумаков в придачу к мамалыге. Глядишь, пасет у другого крестьянина овец, вернется вечером — все целы, накормлены и напоены, а хозяин орет: «Ты что натворил? Посмотри на шерсть! Загубил, цыганье непутевое!» И правда, бедные овечки — клочка шерсти не осталось, чтоб репейник не запутался…

В конце концов после вечных неурядиц Аргир стал тенью своего отца-неудачника — такой же озлобленный на мир, так же огрызался и ругал все подряд богом и божьей матерью. А спросишь, почему, — ответит: «Да потому! Нет у этой жизни никакого понятия. А то разве поминали бы в ругательствах имя матери?..»

3

3

— Эге, я угадал! Глянь, чем не Штефан? — вертелся вокруг и балабонил все тот же благожелатель. — Разуй глаза, Котялэ: и ростом, и сложением в самый раз, вылитый… — Вдруг он поперхнулся: — Ой, чего это я, лицо-то как исковеркано. Нет, гиблое дело, не дознаемся, люди.

Помолчав, отозвался Георге Лунгу:

— Вот народ, ей-богу, все через пень колоду. Кто вас гонит, куда спешите? Жил человек, жил, а подступил край — отлетела душа, значит. И нам, если по-доброму, надобно постоять, подумать, каков он был, может, не весь ушел со смертью-то, осталась еще малая толика… Перво-наперво имя бы узнать…

— Обойдется, без имени похороним как миленького! — это из Сынджеров кто-то.

— Нельзя без имени, не по-людски. Разве он виноват? У всякой твари земной свое прозвание, а мы мертвому в этом откажем?

Лето стояло знойное, короткие дожди не спасали от жарищи, зелень сгорала в пекле, покрывалась пыльным, белесым налетом. Мало радости возиться с покойником в этакую пору — найди-ка охотников могилу копать. Вчера после обеда ливень простучал по крышам, а нынче опять духота, печет зверски, под сорок…

— Ишь как его угораздило, в висок. Интересно, осколком или пулей? — суетился всезнайка.

— Хватит стрекотать, в ушах звенит! — резко одернул мужской голос. — Накрой тело и не мельтеши перед глазами, умник.

Это средний из Сынджеров, а всего их, как вы знаете, семеро. Говорят, ищут здесь шестого брата, того, что в армию забрали. Где за своего постоять, их водой не разольешь, вот и сейчас все в сборе, как виноградины в спелой грозди, одна к одной. А чтоб поменьше было ахов-охов, накрыли погибшего пустым мешком. В поле и простая рогожка сгодится на саван…