Дети кинулись врассыпную, Прикоп за ними. Напялил на голову балахон из немецкого брезента, ни дать ни взять — пугало огородное. Тут пацаны вконец струхнули и завизжали: «Спасите, убивают!»
А тетя Наталица — много с нее возьмешь, бабий ум! — чуть померещилось, тут же выложила:
— Ой, детки, немец всех порешит!
Над полем, в белом от зноя воздухе, струился белый шорох ковыля. Предвещал что-то? Ш-ш-ш-ш-шу… ш-ш-ш-шу-у-у…
И снова забеспокоилась Наталица:
— Воды! Дайте пить кто-нибудь, женщине плохо…
Откуда здесь, на взгорье, вода? И сама тетя Наталица на себя не похожа, обычно рассудительная и здравая, грозит кулаками небесам, клянет солнце:
— Ах ты, сатана немилая! Чтоб тебе лопнуть, как стручку поганому! Палит и палит, живьем изжарит. Все с ума посходили, а чокнутого взяли заводилой… — И просит жалобно: — Капельку водички, будьте добрые…
И люди увидели — будто в припадке, катается по земле у ее ног женщина. Притихла даже старушка Мэфтуляса. Но эта женщина… Отчего она упала как подкошенная — от солнца, или от падучей болезни, или от проклятий тети Наталицы? Бьется в судорогах, как подбитая птица, цепляется за траву, зубами ее раздирает.
— Чтоб тебя разнесло, черным пеплом развеяло!..
А ковылю до нее и дела нет, знай себе посвистывает, как косарь. И песенка чудная, ни о чем, словно наплевать ему на весь белый свет! Откуда он набрался такого, у солнца выучился? Но тогда чего они хотят, и солнце, и ковыль, — вразумить людей? Мол, судили вы тут, рядили, а к чему пришли?..
И в самом деле, вон Прикоп… обмотался куском брезента и трусит по жнивью к виноградникам Бутнэреску, а дети… О-го-го, теперь и дети со взрослыми несутся за дурачком, орут и улюлюкают. Он и сам уж не рад, дико завыл от страха, гранаты бьются о простреленный котелок на шее, бренчат, как пустые жестянки.
Тех, кто остался на холме, оторопь взяла — не вяжутся концы с концами, хоть убей. Полдня толкутся они возле покойного. Но почему заплакала вдруг женщина? Испугалась мертвого тела? Или того сумасшедшего, что бегает по полю?
А Прикоп опять осмелел, размахивает трофеями, настоящий ганс в пятнистой плащ-палатке, в зеленой каске с противогазом, болотное пучеглазое чудище. Того и гляди громыхнет, и все разом, умные с глупыми вперемешку, взлетят к небу окровавленным месивом.
— Арги-и-ир! На кого ты меня покидаешь!..
Постойте… Это еще что значит: «Аргир, на кого меня покидаешь?»
Ах, вот почему змеится по склону ковыль, хохочет на гребне горы. Будто саван над плачем, белый ковыльный смех! Вам не слышится в нем издевка? На лице женщины тоже что-то белеет.