Послание пришло прямо на сельсовет, уважаемому товарищу председателю, лично:

«Я, Тудор Бузеску, — родственник всех, кто носит фамилию Бузеску, сын Георге, у которого были братья Онисим, Гаврил и Цезарь… Когда Царь Никулай взял меня на фронт в девятьсот четырнадцатом (этот гражданин из Моравии писал «Царь», как в былые времена, с большой буквы, а имя — по-домашнему, «Никулай»), отец был жив, и было у меня четыре сестры: Аника, Тудосия, Иляна и Варвара. В этот час мира, когда народы протягивают руку дружбы, ходатайствую перед вами, товарищ Совет, и прошу мне ответить: кто из рода Бузеску остался в живых и где они пребывают? Потому что имею великое желание свидеться с ними, услышать, обнять… или хотя бы послать им слово привета… Узнал я, каково оно, житье на чужбине. Несладко, дорогие мои! Точит и точит тоска по местам, где увидел в первый раз травку зеленую…»

Ишь, прыткий какой, от «травки зеленой» его слеза прошибает. А раньше где был?.. Ну и дальше в том же духе на шести листах. Читали письмо, перечитывали, а четыре сестрицы Бузеску хлюпали носами. Молодые посмеивались: «Хватит, бабули, сырость разводить. С чего сыр-бор? Напишите своему заблудшему баранчику, пусть приезжает, и привет!»

А сестры вытирали покрасневшие глаза, шикали на непутевых, вздыхали… Шутка ли сказать, тридцать лет, почитай, целая жизнь. Они уж и могилку ему определили, и крест поставили, как подобает христианину, все годы исправно ходили на кладбище, приглядывали, убирали… Не было воскресенья, чтобы во время службы поп четырежды не возгласил имя Тудора Бузеску, ведь каждая сестра вносила его в свой поминальник. Иначе и быть не могло — брат, родная кровь, единственная опора в семье… Столько лет вздыхали, взывали, а он словно в рот воды набрал, не откликнулся. И на небесах пустое место, и на земле, а сердца сестер разбиты…

Что же случилось? Выбился в миллионеры Тудор и стал родни гнушаться? Или в беду попал, отсиживал на каторге? Или… Да мало ли что, недосуг человеку, не выкроил минутки. Послушайте, а если кто чужой выдает себя за Бузеску?

— Да он это, он! — всхлипывали сестры Бузеску. — Вот, читай, вот пишет про яблоню-цыганку, перед домом росла, а на шелковице в саду, в глубине, еще мальчишкой привесил качели из веревок и летал «до самого неба»!..

Ну, если откалывают такие штучки, как этот моравский блудный брат, то почему бы Аргиру, по старой памяти, не попросить у односельчан пары теплых носков? В самом деле, померещилось плаксивой бабе тогда, на взгорье черт знает что, и все закудахтали — Аргир, Аргир!.. А он тут и ни при чем. Помните, в тот самый день погиб муж Анны-Марии, Митруцэ Гебан? Вот сердце-то у нее и екнуло, как увидела убитого…