Еще и не такое бывает! У Тололоя не то что кто-то из родни почуял — коровы и волы среди ночи вдруг взбесились, с диким ревом проломили ворота и навсегда исчезли неведомо куда. Причем аккурат в тот час, когда их хозяин погиб страшной смертью в развалинах при взятии Варшавы. Рассказал об этом его товарищ-сапер, сам, бедный, вернулся без обеих ног. А у Анны-Марии с Аргиром… Да бросьте вы, ей-богу! Суматоха, отступление, грохот, танки — тут бывалый голову потеряет. Зато теперь Аргир подмигивает издали — ну, детки, поплакали, и будет, вот он я! И прошу прислать носки из овечьей шерсти…

— С чего бы это? — гадали сельчане, особенно женщины, — вязанье, как известно, их забота.

— Ну как? Погода там препаршивая, вот что. Должно, холод собачий, раз летом носки понадобились.

— В этом, как его, Кенигсберге?

— Ага, Каранфил сказал, а ему — племянник из Вулпешт, на днях демобилизовался.

— Твоя правда, кум… Они там в земле по шейку, в этих траншеях-окопах, посиди-ка четыре года, враз ревматизь подцепишь. Что у нас нынче? Июль. Об эту пору она жутко кусачая, ревматизь, все печенки вывернет…

— Не пойму, — пожимала плечами какая-нибудь женщина, — что тут зря наболтали, что нет. Помнишь, говорили про Анну-Марию, с медалькой? Ну, жена Митрикэ погибшего… говорили, убивалась, плакала… А по кому убивалась?

— Так это же ее хлеб, милая, — она плакальщица. На прошлой неделе хоронила я свекровь и позвала жену Гебана. Ох, никто лучше нее не умеет причитать… послушаешь — мороз по коже…

Но скоро опять все пустились в догадки. Тот «маленький», которого звала в ковыле Мэфтуляса, младший ее сын, тоже оказался жив! Представьте, что надумал этот парень: заявил, что не вернется, пусть домой и не ждут. Бедная Мэфтуляса, она-то решила, что сын погиб, дни и ночи напролет плакала, места себе не находила… Виданное ли дело, мать вся извелась от тоски по сынку, а тот отмахивается: знать ничего не желаю, ноги моей там не будет. Ни строчки не черкнул, на словах передал через того же племянника дяди Каранфила из соседних Вулпешт.

Этот племянник тоже хорош гусь. Встречали его в Унгенах с грузовиком, уйму тюков с собой понавез. Говорят, когда переезжали разрушенный мост в ложбине — застряли и еле выбрались, столько в кузове было навалено. Что за трофеи? Смешно сказать: ни шелков, ни ковров, ни кровати с финтифлюшками — одни книги. Машина битком забита — книги, книги… тьма-тьмущая книг. Уж на что в церкви скопилось ученого добра по части мудрости и веры, и то столько не наберется. И какие тома толстенные! А каждая буковка с майского жука величиной.