Тете Наталице не усидеть на месте — вскочила, затараторила без умолку. А я вытаращил глаза от восторга: «Вот здорово, слепой, а все видит!»
— Потом об Аргире рассказал. Говорит, прощались с ним перед домом профессора… А тот профессор из Кенигсберга… ну как тебе сказать, все равно что господин доктор Чорба из Кишинева, весь город его знает; выйдет прогуляться, встречные шляпы снимают, здороваются… А как к нему Аргир попал? Очень просто: у профессора полным-полно тяжеленных книг, по стенам на полках стоят. Сам он старый, очень старый человек. И говорит: «Дорогой Аргир, достань-ка с верхней полки вон ту книгу, в зеленом переплете, не сочти за труд…» «Откуда, думаете, у меня книги? — спрашивает слепой. — У профессора Иммануила раздобыл». Чудно его зовут — Иммануил!.. А на прощанье Аргир и попросил: «Не откажи в услуге, как вернешься, вышли пару шерстяных носков, толстых таких, домашней вязки. Нет, сам я не мерзну, это для профессора. Уж постарайся, земляк, господин Иммануил не любит, когда топают или шаркают. Сердится: «Ты в библиотеке, Аргир, а не на гульбище». И еще говорит: «Забирай эти книжки, профессор тебе дарит…» Сестра моя дорогая, — отхлебнула воды тетя Наталица, — стал он их показывать, а буквы там, вправду Каранфил сказывал, как майские жуки на булавках! Ой, милая, сколько у него книжек… Сотни! И каждая толщиной с два кирпича. А читает слепой пальцами, словно горох перебирает…
Я слушал как зачарованный: чудеса творились у меня на глазах. Сначала мы нашли и похоронили баде Аргира. Потом баде Аргир воскрес и даже успел где-то выучиться грамоте… И теперь как ни в чем не бывало служит у знаменитого ученого! Я-то думал, все великие книги написаны давным-давно, древними мудрецами. Что же он такого сочинил, этот ученый Иммануил, если его тоже считают великим?
Сидел я, вылупив глаза, как сельская дуреха на свадьбе, и вдруг что-то теплое и мягкое накрыло мне лицо. Стало темным-темно, и над ухом послышался тихий голос:
— Ну наказанье, глупая твоя привычка. — Тетя Наталица отвела ладонь. — Смотри, так и останешься… вечно разинувши рот — второй Прикоп!
И мама на меня напустилась:
— Опять трешься среди взрослых? — По-моему, она думала, что я никогда не вырасту. — Марш отсюда! Сказано, отпусти скотину, пусть пасется дотемна.
Попробуй поладить с этим взрослыми, начисто забыли, зачем сюда явились, — адрес написать! У меня тоже из головы вылетело. Какой там адрес, когда перед глазами торчит старый-престарый профессор Иммануил и ворочает огромными книгами, каждая — с пузатый сундук, и что-то пишет, пишет… Потом собираются слепые и хором читают, пальцы их, как бабочки, порхают над страницами… Ну и ну, неужели там вывелись все неграмотные, если даже слепые бойко читают? А с нашими сельчанами прямо беда; с грехом пополам одолеют за неделю одну букву, и то пялятся на нее, как на петлю-удавку.