По тем временам «вообще» означало: «Враг не дремлет, товарищ, будем бдительны», Сюда, в лесные чащобы, сбредались отовсюду те, кому не по душе пришлись послевоенные новшества. Банда Емилиана Бобу, к примеру, давно облюбовала здешние края и держала в страхе три или четыре лесных района. Сжигали здания сельсоветов, грабили кооперативные магазины, стреляли по ночам в активистов, местных выдвиженцев. Само собой, имелись у них по селам верные люди, мало ли — родня, приятели, кумовья…

Судья был встревожен. Скридоновы словечки и выходки расшевелили зал не на шутку. И кто поручится, надежный ли народ набился в клуб, на лбу у них не написано. Больно уж разгулялись, наверняка в толпу затесался кое-кто из лесной братии. Спросишь, откуда — скажет, к тетке на пироги завернул, а ты гадай, где этот весельчак обрез прячет, за кушаком или за голенищем.

В сельсовете приметили: за иным хозяйственным мужичком с крепким достатком глаз да глаз нужен! Днем он, как другие, надел свой пашет, обрезает виноградник, в огороде земле кланяется, а стемнеет — попробуй застань его дома. Спросишь, куда подевался, жена буркнет: «Так в ночном, с лошадьми… Пасет где-нибудь на луговине». «Ночное», как же! Не пасется ли хозяин со своими лошадками в соседних селах, по кооперативным лавкам, не пускает ли красного петуха под крышу местного активиста или председателя?

В такие времена за место под солнцем дороже платить приходится: и новой власти не спится спокойно, и ярые ее недруги с оглядкой живут. Порой лучше родной жене соврать, где ночуешь или когда твой черед сидеть в засаде. Заикнись, и твоя сорока мигом на хвосте разнесет по селу. Бросится со всех ног к матушке: «Ой, мама, беда! Мой опять со своими сядет Бобу стеречь, у председателя в огороде, на задах…»

Теща как теща, перво-наперво спешит кликнуть соседку: «Ночью стрельба пойдет, Килина, ребятишки твои не напугались бы… Милиции, говорят, понаехало видимо-невидимо. Несдобровать Бобиным дружкам, переловят, как цыплят!» Но Бобу не лыком шит. Гулять-то он по лесам гуляет, да как свистнет — поскачут лошади «пастись в ночное», объявятся верстах в двадцати от милицейских заслонов, и без толку промерзнет до рассвета засада в огороде у председателя…

Во время перерыва судья, приехавший издалека, стал допытываться у заседателей, которых выбрали из местных активистов:

— Растолкуйте мне, почему они то и дело смеются? У односельчанина судьба решается, а на кого ни глянешь — рот до ушей. Не суд, а ярмарка, да и сам Патику ломается, как Петрушка в балагане.

Ответ был неожиданным: