— Каково упарились, бедные… Коней, Степанида, сама во двор заводи, ставь на старое место. Попоны там же, в углу лежат. Эй, Трифон-обозник, уснул ты, старый! А это кто таковы? — полюбопытствовал Игнат, увидев поднявшихся с дровен парней. Он поднял фонарь над головой. — Ба-атюшки-светы… Здорово, здорово, братцы! Две новых радости на Чулым — слава те Богу.

— Вот, женишков везу… — Стеша вытирала мокрые бока Буланки жгутом сена. — Навалялись в госпиталях — хватит, пора их и в работы определять, в лесную кадру. Верно, дядя Игнат?

— Верней некуда! — весело согласился хозяин станка.

Завели лошадей в конюшню, сбрую снимали втроем. Игнат терпеливо светил, показывал куда повесить хомуты.

— А я тебя раньше ждал, Степанида.

— Так, дорога-то, дядя Игнат. То и поехали в ночь. Хоть немного, а все подморозило. Дедушку у меня растрясло совсем.

— Тоже мне, нашли ково послать. Ему ли в обозники! Трифон, ты там не все еще углы обошел… Гляди, я с тобой в прятышки играть не буду. Ну, пошли, Степанида, до тепла. Братцы, поворачивай к крыльцу!

Андрей и Степан, однако, задержались на улице.

Андрей попросил:

— Занеси мой сидор. Я малость разомнусь, похожу. Нога что-то занемела.

— А в избе? Да хоть до утра на всех трех маршируй.

— Не денное время, хозяев и так среди ночи подняли. Ты иди, иди. Вон и Трифон, наконец.

Андрей медленно обошел круговую поляну, где стоял станок, на задворье потоптался у поленницы сухих обветренных дров, у длинной придорожной коновязи и не сразу понял, что так беспокойно, что так тревожно ему. Его взгляд упал в сумеречь лунного света — туда, куда уходила дорога, где виднелась голубоватая, какая-то призрачная стылость ночных снегов, куда им предстояло ехать завтра.

Мост, что ли… Речка!

Деревянный мост горбатился довольно круто, он уже обтаял, попахивал прелью. Андрей подошел поближе, у крепких толстых перил остановился. Снежный рукав речки был здесь прям, просматривался далеко и это как-то пугало — он слишком уж открыто стоял у пасти черной ночной тайги, что неслышно дышала на него талой хвоей.

Опять вынырнула из-за бегущих облаков луна, осветила крутой скат крыши станка.

Вон куда он попал! Мама родная… Как же, помнит, к сожалению, помнит…

В эту ночь на станке долго не ложились спать. После выстойки поили лошадей, задали им корма. Ужинать, чай пить проезжие не стали — все это оставили назавтра.

Хозяин станка затопил железную печку и каждому указал место сна. Степан залез на полати, старый Трифон, кряхтя, забрался на топленую русскую печь. Стешу Игнат увел к хозяйке в горницу. Андрей попросил постелить ему на полу у железки: ежели что, вставать легче, чем с полатей…