— Крашанку отдашь Юраське. — Глаза Антона светлеют, оживляются. Он воочию представляет, как вбежит на подворье его сынок, его «розбышака», кинет на кучу белого песка холщовую сумку с книжками, схватит лопату, которая выше его черенком, обмерит на самой середине двора квадрат, зачнет долбить, объясняя:

— Тута выроем погреб. Приладим дощатые приступочки, шоб мамка не осклизалась.

Растроганная Паня с притворной суровостью накричит на сына:

— Не гайнуй двор, не колупай землю где не надо!

Антон заступится:

— Нехай дите грае.

Но Юрко и сам понимает, что в такое горячее время не до игры. Засучив рукава бумазеевой голубоватой рубашонки, берет в руки сколки камня-серяка, укладывает их плотно в готовых местах траншеи. Паня вслед за ним заливает укладку жидко замешанным, заполняющим все поры раствором.

— Бог помощь!

— О, Фанас Евтыхович! Заходь до двору!

— Строимось?

— Положили начало.

— А колодезь есть чи нема?

— Был да сплыл! Вода ушла. Пересох, обвалился. Кто его знает, как теперь быть.

Фанас Евтыхович поскреб тупыми пальцами редкую щетину на подбородке, бегая желтоватыми слезливыми глазками по сторонам, заметил:

— Без колодезя не годится. В хозяйстве первое дело колодезь.

Антон отставил лопату, повел гостя к старому срубу, заглянул в ствол колодца:

— Сухо.

— Ха-га!.. — прочистил горло Фанас Евтыхович. — Чего же ей тут быть, воде, если ей тут вовсе не место, — заключил знающе.

— Як так не место?

— Кажу не место, значь не место!