На машинах помахивают платочками, повизгивают, посвистывают, как в прошлом, когда еще гоняли на бричках. Даже частушки слышатся похожие:

— Га-га-га!..

А то совсем ко времени:

На заасфальтированной, обнесенной каменным бордюром дороге, пролегшей через Компанейцеву балку, прислонясь к старой акации, стоят подвыпившие дружки — не разлей-вода тракторист Пэтя и комбайнер Гриша. Пэтя, кивая на свадебный поезд, многозначительно замечает Грише:

— Понял?..

Гриша, показав источенные, рано порыжевшие передние зубы, не задумываясь ответил:

— Понял, чем дед бабу донял!

Пэтя хихикает довольно, хлопает дружка по плечу:

— Складно балакаешь, чертяка!

Село Кенгес проплыло слева кинутым под горку цветным лоскутным одеялом. Паня жадно проводила его глазами. Ей показалось, что видит вблизи свой дом, отца, выкашивающего высокую лебеду у сарая, мать, которая поит теленка синевато-водянистым молочным пойлом, двойняшек братьев Серого и Каляшку, усевшихся на козлы и изображающих всадников. Торопливо и непрошено по щекам ее побежали частые слезы. Зажимая платочек в ладонях, она поспешно поднесла ладони к глазам.

— Вот тебе на́! — удивился Кравец. Подоткнув под ремень выбивающийся правый пустой рукав гимнастерки, принялся журить Паню. — Параскева Герасимовна, радоваться надо, такого подорлика выкохали, — показал глазами на переднюю машину, в которой ехал Юрий, — счастливого денечка дождались — и в слезы!..

— Це от радости. — Паня отняла руки от лица, лицо розовое, в испарине, и гримаса на нем такая, что не разобраться: плачет ли, смеется ли человек?

Охрим Тарасович, хорошо ее понимающий, пришел на выручку:

— В такой урочистый час все вспомнишь, всю жизнь перелистаешь страничка за страничкой. И кажется, як наче вчера все было: и Настя моя живой видится, и Оляна Саввишна, и геройский наш любый товарищ Потап Кузьменко.

Антон думал о том же, но не считал необходимым рассуждать вслух. С горьковатой раздражительностью перебил отца:

— Поминальник устроили!

— А як же!.. Человек памятью наделен не зря.

Свадебный поезд спустился в город у переезда. По улице Свободы выехали в центр, обогнули базарную площадь и по проспекту Труда направились к морю. На Пушкинской была подана команда: «Стоп машины!» Чисто корабельная команда, но и здесь пришлась кстати: машинам на набережную въезд запрещен. Свадьба спешилась, шумной разноперой толпой двинулась к морю. Стонали басы гармоний и баянов, выводя разнобойные мотивы, неистовствовали трензели. С игривыми выкриками «Ох, чук-чук-чук!.. Их-ох-ух-ах!..» ходили по передвигающемуся живому кругу танцоры. Упершись в каменный парапет, цветастое людское море застыло на время, глядя, как по ту сторону стенки играют в камнях зеленые азовские бурунки. Девчата принялись кидать в воду яркие увесистые махры цветов. Лазурка Сабадырь, взобравшись на стенку, вынул из кармана горсть монет, метнул их в море.