Юрий глядел на чашу с высокими языками прозрачного пламени, подбитого по краям желтизною, испытывал покой, умиротворение — он слушал тишину. За Юрием — его сверстники. На лицах торжественность. В душе у каждого скрытая жажда чего-то шумного, яркого, внезапного, как выстрел. Покой их томит, тишина угнетает. Потому они так свободно кинулись к кузовам, потому таким ярким всполохом поднялись музыка и гомон.

Машины пересекли Ольгино, на окраине взяли вправо, пошли по узкой асфальтированной дороге к Бердострою. Собственно, никакого Бердостроя уже не существовало, стройка давно закончена, остались широкое Бердохранилище да насосная станция, нагнетающая давление в трубы, но по старинке все зовут это место Бердостроем.

Песенно-цветастый поезд миновал птицеферму, спустился с пригорка к шлагбауму плотины. Милиционер-охранник Йосып Сабадырь, — он покинул сельпо, закончил милицейские курсы, с прошлой осени его назначили сюда, — вышел неторопливо из сторожевой будки.

— Кто такие? — шумнул, облизнув посинело распухшие губы.

— Свои!.. — закричали в десятки глоток.

— Выкуп! Без выкупа — ночевать вам тут до зимних холодов.

Лазурка поставил темную кирзовую сумку Нане на колени, попросил:

— Вручи моему пахану. Там обед — мать передала.

Нана охотно выпрыгнула из машины.

— Дядя Йосып, ось вам гостинчик. Открывайте ворота!

— Для такой крали на полную распашку! — Йосып взял сумку в левую руку, правой отвязал конец троса от стояка, повел за собой шлагбаум на раскрытие.

— Юрко, хай тебе счастит!.. Нина, держи его за холку крепко, а то Балябы, знаешь, норовистые анафемы!.. Поехали.

Когда вторая машина поравнялась с Йосыпом, Антон высунулся из окна.

— Скоро сменишься?

— В восемнадцать ноль-ноль, — по-военному отрапортовал Йосып.

— Жду!

— Беспременно!

— Батьку тоже!

— Ага!

— Может, мимоходом Миколу-лекаря прихватишь?