— Сочиняй, сочиняй…

— А что, я вашего брата, мелкого начальника, знаю. Чуть выбьется — и ну подчиненным салазки заламывать.

В разговор вмешался Назар Пазуха:

— Хочешь сказать: не так паны, як паненята?

— А что?

— Юрко не такой.

— Зажмет вязы промеж колен, узнаешь.

— Будешь нерадивым, зажму, — прищуркой улыбнулся Баляба.

— Во, слыхал! Так мы теряем лучших друзей, — то ли смеялся, то ли говорил всерьез. Поймешь ли Курчавина?

В атлантический поход Юрий Баляба уходил уже старшиной команды. Там впервые он и ощутил явную возможность военной провокации. Американские самолеты пролетали над плавбазой «Лу́га» на бреющем, обдавали лицо горячими тугими ударами воздуха, оглушали ревом двигателей.

Из похода вернулся, завидуя ребятам, которые пошли на лодках с задачей опоясать земную окружность. Он мысленно прикидывал курс, сожалея, что не пересечет пролив Дрейка, не пройдет мимо мыса Горн у самой оконечности Южной Америки. Правда, наверняка тех диковинных земель никто не увидит: лодки весь путь покроют в подводном состоянии, но все же. Одно сознание, что ты находишься так невероятно далеко, в тех местах, о которых знал только из учебника географии, большим теплом греет. И это же на всю жизнь останется такое завидное чувство: «Я там был!» Утешал себя тем, что поход не последний и что, может быть, еще придется увидеть многое за годы службы.

Юрий все время ловил себя на том, что переполнен радостью. Глаза жадно светились, губы то и дело тончились в улыбке. Спохватываясь, пытался хмуриться, ходить со сдвинутыми бровями. Но из этого ничего не получалось. Стоило на время забыться, как брови сами пружинисто раздвигались, зубы оскаливались синеватой ясностью. «Словно копейку нашел!» — укорял себя, испытывая стыдливую неловкость. И еще ловил себя на том, что глядит на мир не только своими глазами. Рядом теперь находилась Нина. Он как бы мыслил за двоих, ощущал за двоих. Думал о том, чтобы его радость была их общей радостью. Он чувствовал Нинину руку у своего локтя. Ощущал сладковато-терпкий запах любистка, слышал суховатый шелест шелкового полотна, из которого сшито ее белое платье. Она так и стояла перед ним в белом, словно бы и не переодевалась после свадьбы. На самом деле он уже на второе утро видел ее в домашней кремовой кофтенке и в будней серой юбке. Нина схватилась рано, кинулась было в сарай задать корму корове, в саж накормить кабана. Но, не обнаружив скота, растерянно развела руками, спрашивая свекруху Паню:

— Як же вы живете?

— Так и живем. К скоту бегаем на ферму, за мясом — в ларек.