Карасик перевел дух и глухим голосом, как бы снова переживая эту страшную картину, продолжал:

— В это время, на мое счастье, луна скрылась! Раздались беспорядочные выстрелы и лай собак. Позже я понял, что несколько человек, воспользовавшись темнотой, выбрались из ямы и с отчаянием обреченных набросились на Бютнера, начали душить его, пытаясь вырвать у него автомат. К ним присоединился и я. Услышав лай собак, полицаи открыли огонь. Я был ранен. В суматохе мне все-таки удалось отползти в сторону и чудом спастись. Меня потом подобрал какой-то старик и спрятал.

После рассказа Карасика нахлынувшие воспоминания еще больше усилили жгучую боль в душе Мегудина. Вздрагивая от волнения, он спросил:

— Пауль Бютнер сам закапывал наших людей в землю?

— Он, точно он! — воскликнул Карасик.

— Этот выродок ел наш хлеб, ходил рядом с нами по нашей земле, оттачивая свои волчьи зубы, чтобы потом наших людей так терзать, — негодовал Мегудин. — А ведь заискивал, черт поганый, перед нами, представлялся жалкой, невинной овечкой…

…Кто-то прошел мимо Мегудина и Карасика и, вбежав в вестибюль гостиницы, где сидело несколько человек, крикнул:

— Мегудин, товарищ Мегудин приехал!

— Где он, где? — послышались голоса.

Мегудин не успел переступить порог гостиницы, как очутился в объятиях товарищей и друзей.

— Откуда? Из каких краев?.. Вот и встретились… Ну, как живешь? Рассказывай! — перебивая друг друга, спрашивали они.

Глядя на своих товарищей, Мегудин заметил, что у многих из них за годы разлуки появились на лице глубокие морщины, исчез юношеский задор в глазах. Военные годы настолько изменили облик некоторых, что трудно было их узнать. Они явились сюда из самого пекла войны, от них как бы еще отдавало запахом пороха и дыма горячих боев. Им, наверно, казалась странной мирная тишина вокруг, возможность спокойно беседовать при ярком свете, не боясь появления вражеских самолетов.

Среди собравшихся не было многих дорогих его сердцу друзей. На вопрос о каждом из них следовал ответ:

— Погиб… Без вести пропал… Погиб!

«Поредели ряды моих товарищей, — с щемящей болью в сердце подумал Мегудин. — Какие это были труженики, какие орлы! Вместе поднимали целину степного Крыма, вместе строили колхозы… Как бы они нужны были теперь!»

Мегудин вручил дежурной гостиницы направление и, получив ключ, вместе с Карасиком и другими товарищами пошел в номер. На кителях и гимнастерках фронтовиков сияли ордена и медали, говорящие об их ратных подвигах на фронтах. У многих виднелись нашивки о ранениях.

Из радиоприемника, стоявшего на столе, раздавался голос диктора, передававшего сводки Совинформбюро: «Наши войска ведут упорные бои в районах Перекопа и Сиваша».