Мегудин уже хотел уйти, но, поборов сон, Фима поднялся.

— Я думал, что успею засветло вернуться и устроить тебя, но мы с секретарем обкома задержались в районе. Идем ко мне.

— Ну, зачем вас беспокоить?.. Как-нибудь здесь пересплю, утром ведь снова пахать.

— Пойдем, пойдем! — настаивал Мегудин. — Попьем чаю, перекусим и поговорим.

Он взял Гонтова под руку, потянул его за собой.

— Я не успел тебе и трех слов сказать… Мне хочется поподробнее узнать, как ты здесь очутился. Ты ведь сразу из МТС ушел на войну?

— Да, да, как только началась война, меня сразу же мобилизовали. Отступая со своей частью, нам пришлось в этих степях сдерживать наступление противника. Возле какого-то поселка, не помню какого, но недалеко от Курмана, меня тяжело ранили. Кто-то меня подобрал, оказал помощь, и, когда я пришел в себя, меня переправили к партизанам. Когда отряд наш разбили, меня прятала одна женщина до самого прихода наших войск. В отряде я встретил Зою Коломийцеву. Вы ее помните?

— А как же, она работала в конторе МТС. Значит, она никуда не эвакуировалась и пошла партизанить?

— Да, она вынуждена была уйти в отряд, так как староста не давал ей покоя… Вы его знаете, он работал механиком в МТС.

— Пауль Бютнер. Я уже слышал, что он тут натворил. Он как будто собирался жениться на ней…

— Она и тогда терпеть его не могла, пряталась от него, но он ходил за нею по пятам, а когда стал хозяином тут, то хотел взять ее силой, вот она и удрала… У нас в отряде она работала медсестрой и в разведку ходила. Мы, бывало, переодевались так, будто идем искать работу и просить подаяние, но незаметно делали свое дело… По дороге Зоя мне рассказала все, что пережила и видела своими глазами. Последние дни, до прихода немцев сюда, все дороги были забиты подводами, арбами, людьми…

— Об этом я знаю, это было при мне, — прервал его Мегудин. — Но что было потом?

— Я ведь уже тогда был в армии, но Зоя мне рассказала, что немцы беспрерывно бомбили пролив. Потоплены были баржи с людьми, все они со своим добром пошли ко дну, а те, которые не успели погрузиться на баржи, носились в отчаянии по берегу и не знали, что делать. В это страшное время, говорят, и объявился Пауль Бютнер…

— Ведь его арестовали… Правда, были разные слухи…

— Наверное, здесь скрывался… Не успели наши отступить, а он уже действовал тут под чужой фамилией. Видеть его никто не видел, но говорят, будто он носил маску, чтобы его не опознали… Он рассылал своих людей в переселенческие поселки агитировать, чтобы не эвакуировались, дескать, новая власть обеспечит им хорошую жизнь. Правда, в эти басни никто не поверил, но вырваться отсюда было уже невозможно.