— Какая там у тебя честь! — фыркнул Петр Фомич и пододвинул к себе стакан крепкого чая.

Дочь укоряюще покачала головой.

— Теперь я понимаю маму, когда она говорила, что ты несносный грубиян.

— Ну, это ты брось! — вскинулся Петр Фомич. — После этих своих путешествий ты стала непохожей на себя.

— Я и раньше была такой. Ты просто не замечал.

— Не замечал!.. Я все замечал. — Петр Фомич сердито сбросил с сахарницы крышку. — Зелена еще указывать, поживи с мое.

Дочь хотя и поздно, но поняла, что разговор с отцом пошел не так, как ей хотелось. Чтобы поправить его, Нина решила спекульнуть на родительских чувствах.

— Папка, как ты все всерьез. Я же пошутила. Давай налью чаю.

Петр Фомич немного подумал и подал стакан. Нина, обойдя стол, поставила перед отцом чай.

— Пей, папулька, и не сердись.

Она положила на плечо отца ладони, прижалась щекой к его щеке.

— Колючий… Все ворчишь и ворчишь. Это признак чего?

— Ничего. — Петр Фомич заметно смягчился. — Я не хочу, чтобы нас склоняли. Вырядилась! Может, где-нибудь это и хорошо, но тут деревня. Все глаза пялят да ахают. Понимать надо! И вообще давно уж пора тебе за ум взяться.

— И я так считаю, папа.

Петр Фомич глянул на дочь. Та засмеялась, легла подбородком на плечо отца.

— Ладно подмазываться, — Петр Фомич улыбнулся.

— Пап, у тебя Гвоздин работает. Как ты его считаешь?

— Вот всегда так… — В голосе Петра Фомича опять недовольство. — Ты ей одно, она — другое.

— Нет, папа, это одно и то же.

Грузно повернувшись на стуле, он пристально посмотрел на дочь.