* * *

Кузин, Ковалев и Клава шли серединой улицы. Кузин шагал размашисто и твердо. Под его большими яловыми сапогами хрустел жесткий, схваченный, морозцем снег, звякал стеклом ледок.

— Сегодня, видать, развезет, — Кузин огляделся кругом.

Из труб домов струились прямые столбы дыма. За темным кедрачом, справа на пригорке, всходило солнце, и все небо там было золотисто-розовым. Ослепляюще плавились стекла в окнах, розовели скаты крыш, подернутые за ночь легким куржаком. А из распадков и леса еще кралась огородами и переулками синеватая колючая дымка.

— Что-то машин долго нет, — забеспокоился! Ковалев.

— Придут, — сказал Григорий Степанович. — Вы, значит, соломой притрусите, потом брезентом, чтобы на ходу не схватило. Силос удачный, два дня как открыли.

Где-то впереди звучно тяпнул топор. Тяпнул еще раз и смолк, будто прислушивался к своему голосу. И вдруг топоры зачастили наперебой, но каждый по-своему. Заглушая их, взвизгнула и запела циркулярная пила.

— Насчет кукурузы Валерий Сергеевич сказал — сам распределит. Но гектара на два-три выделим, — Кузин покосился на Ковалева. — Мало? Больше не можем. Участок выбирайте самый что ни есть лучший. Знаешь, за Волчьим Логом, выше ручья?.. У вас что там? Нет, лучше, пожалуй, если Сергей сам приедет. Он почву на анализ возьмет и в соответствии с этим агротехнику установит.

— Да, так лучше, — согласился Ковалев, не придавая значения покровительственному и даже поучающему тону Кузина.

Клава тоже одобрительно кивнула. Ей очень захотелось, чтобы Ермилов приехал в Шебавино.

Встречные то и дело здоровались с Кузиным. Пожилые мужчины почтительно приподымали над головой шапки. Кузин отвечал громко, называя одних по имени, других по имени и отчеству. Некоторые просили Григория Степановича на минутку задержаться, некоторых он сам задерживал, что-то приказывал и объяснял, а потом широкими поспешными шагами догонял Ковалева и Клаву. Чувствовалось, что Кузина здесь уважают и беспрекословно подчиняются ему.

— Да, как тебе наше животноводство? — спросил он Клаву после разговора со встречными колхозниками. — Лучше вашего?

— Корма есть — значит, лучше. А с породностью не очень… Мелкий скот, неважный.

— Да, это так, — согласился Кузин. — Племенную работу ведем. Но ведь не сразу. Дело такое…

— Я вот как-то попыталась определить себестоимость молока и свинины. Измучились. А у вас учет хорошо поставлен. Надо, Геннадий Васильевич, и нам кормовой баланс, чтобы все как в зеркале.

Ковалев сердито взмахнул рукой.

— И так как в зеркале. — Он повернулся к Кузину: — У вас мясо себе в убыток идет?