— Можете встречать двоих заговорщиков. Идут по маршруту... Документы на имя Сердюка и Кауница.

За Первушинским мостом дорогу Егорову и Фельдбергу преградил патруль. Офицеры оглянулись — сзади появился еще патруль.

— Проверка документов.

Высокий смуглый кавказец полистал документы.

— Так... Сердюк и Кауниц. А точнее — Егоров и Фельдберг. Вы арестованы.

Рано утром Елизавету Эрнестовну вновь привели на допрос. Муфельдт попросила закурить. Крошков предложил махорку.

— Плохо живете, — ядовито ухмыльнулась она. — Будьте джентльменом, скрутите «козью ножку».

— А я, видите ли, не курю, — пояснил Крошков. — Впрочем, с этим делом быстро управится Ескин.

Он позвал громадного парня, произведшего на Муфельдт сильное впечатление. Ескин скрутил цигарку. Вышел.

— Скоро начнете жилы мотать? — спросила Муфельдт.

— Еще несколько минут. Только управлюсь с делами.

— Собачья у вас должность, — заметила Муфельдт.

В коридоре послышались шаги, и в кабинет вошел... фон Дитц!

Елизавета Эрнестовна не поверила своим глазам: на фон Дитце — форма командира Красной Армии, фуражка с алой пятиконечной звездой.

— Фон Дитц? — вырвалось у нее.

— Никак нет. Можай-Можаровский, Леонид Константинович, с вашего позволения, — вежливо сообщил вошедший.

Крошков снял очки, протер замшей. Спросил с невинным видом:

— Ну как, Елизавета Эрнестовна, будем говорить?

На Муфельдт было страшно смотреть. Это была не женщина — зверь, угодивший в капкан.