Я несколько раз перечитала письмо, не веря своим глазам. Почему-то хуже всего было то, что она подписала его полным именем. Я вложила листок обратно в конверт. Потом убрала все письма в бабулину коробку. Затем встала, взяла коробку, захлопнула за собой дверь и медленно пошла по коридору. Один, два, три, четыре… Я считала шаги, каждый медленный, четкий шаг. Тридцать семь, тридцать восемь… Я зашла на кухню, где Адам и Джейн смеялись над чем-то у стола.

– Привет-привет, девочка-припевочка. – Джейн длинной деревянной ложкой показала на посылку. – Кто-то получил привилегии. Что-то хорошее есть?

Я затрясла головой.

– Почта, рядовой, – сказала она. – От кого?

– От Белоснежки.

Джейн засмеялась.

– От Белоснежки? И только? А как же другие диснеевские принцессы?

– Шутишь? Она позволила ей написать? Ну-ка, дай поглядеть, – вступил в разговор Адам.

Я передала листок ему, он развернул его так, чтобы Джейн тоже было видно, и они начали читать. Где-то на середине Адам охнул – не знаю, какая именно строчка так на него подействовала. В комнате повисла тишина. Читать там было всего ничего, так что, видимо, они уже закончили.

– Что ж, похоже, легки повадки, да тяжелы отвадки, – попыталась сострить Джейн.

Я попыталась улыбнуться в ответ. Безуспешно. Шутка повисла в воздухе.

Адаму потребовалось больше времени. В конце концов он подошел и обнял меня за плечи. Он так и не выпустил листок из рук.

– Можешь говорить что угодно, но теперь ей точно удалось.

– Удалось что? – не поняла Джейн.

– Разбить Кэм сердце.

– Этой? – Джейн выхватила письмо. – Этому христозомби?

– Он прав, – сказала я.

– Тогда склей это долбаное сердце, – фыркнула Джейн. – Не позволяй ей. – Она сердито помахала листком. – Не ей. Ну уж нет, ребятки! Только не этой дуре, которая пишет на розовой бумаге.

Она щелкнула кнопкой диспоузера и открыла кран на полную мощность. Бросок, всхлип воды, утаскивающей бумагу в мир подземной канализации, и все кончено. После Джейн проделала все в обратном порядке – сначала кран, потом диспоузер. Затем она тщательно вытерла руки о штаны, словно запачкала их чем-то очень грязным.