— Ганс Фриче, вы слишком торопитесь: я для вас пока не жена.
— Женья, — поправился Ганс и поглядел на часы, — в моих руках сорок семь минут. Будем спешить.
— А в моих ни минутки. Приезжайте завтра.
Ганс Фриче покорно запылил назад, утешая себя: «Такой красивый зверь стоит маленького ожидания».
* * *
В дом Громадина Лука принес жгучее волнение. Всем стало ясно, что дальше жить на немецкой стороне нельзя, не потерпит сердце, и удивительно, как жили, как терпели раньше. Надо уходить в партизанскую землю, уходить немедленно с Лукой.
Кроме маленькой Анки, никто не спал в доме Громадина. Женя, не раздеваясь, сидела уже не первый час на разобранной постели и думала: «Уйду… Брошу папу, маму, все и уйду. А не возьмет Лука — убью Ганса. Не удастся убить его — убью себя». Она проклинала свою молодость, свою красоту. С какой бы радостью она сделалась старухой! И мысленно с наслаждением твердила: «Беззубой, хромой, горбатой».
Отец с матерью сидели за чайным столом. Мать держала в руках стакан и полотенце, давным-давно позабыв о них. Отец вилкой колол и колол ломтик хлеба, который давным-давно обратился в решето. Оба молчали и думали об одном: «Решено, и нечего тянуть. Надо сказать: „Лука, мы идем с тобой“». А сказать было трудно. Вдруг Лука крякнет, раскинет руками и тихо молвит: «Не сердитесь, но таких мы не берем».
В спальне дочери звякнул шпингалет.
— Женя, это ты? — спросила мать.
— Я.
— Почему не спишь?
— Ложусь, вот закрываю окно.
Девушка открыла окно и выскочила во двор, где под навесом на свежем сене спал Лука. Она решила разбудить его и, не откладывая, выбрать свою дальнейшую судьбу. В этот главный час своей жизни она не хотела встречаться ни с отцом, ни с матерью. Выбрать свободно, без давления родительской воли и советов, упреков и печали. Обдумывая, как разбудить Луку незаметно, без окрика, она из конца в конец ходила по двору.
Лука, тоже мучимый бессонницей от многих лет и многих дум, вслушивался в ее шаги. Долго ходит. Уж не сонная ли? Уж не луна ли вызвала ее? Есть такие лунные люди. С ними надо осторожно, не то напугаешь, на всю жизнь смутишь разум. Когда, на взгляд Луки, девушка походила достаточно, он легонько ворохнулся. Она уловила шорох сена и подошла ближе. Тогда он спросил:
— Дочка, ты куда собралась?
— Дедушка, мне нужно поговорить с тобой. Можно?
— Можно-то можно… А днем лучше бы. Хоть я и слеп, а и мое слово днем тверже бывает. Ночью оно вроде пьяное.
— Мне сейчас нужно. Мне давно нужно.
— Коли так… — И Лука поднялся. — Где присядем?