На столе у Громадина действительно шумел самовар. За столом сидели хозяйка, Одинцов с Мешковым и дочь, студентка Женя. Лука помнил ее. Когда он рыл Громадину колодец, ей было лет семнадцать, и была она такая красивая, что при виде ее Луку охватывала несказанная печаль: «Ох, не на радость уродилась ты! Вражда, зависть, любовь, ревность стиснут тебя, как тенета».

Лука догадывался, зачем привез его Громадин. Не зря тут были Мешков с Одинцовым. Это было ручательством, что Громадин хоть и служит у немцев, а человек надежный, его можно не бояться.

Лука и не боялся. Что пришел из партизанской земли, про это даже немцы знали, а других тайн пока никаких не открыл. Скорее всего, другие боялись его. В радостных и ласковых словах, какие говорили ему, в нетерпеливых, сбивчивых расспросах явно сквозила робость.

— И… и как же там, у партизан? — спросил Громадин, заикаясь, и тут же оговорился: — Простите, я хотел спросить не о партизанах, а как там вообще народ живет.

Лука охотно рассказывал о ваничах. Приезд немцев. Переселение в лес. Сколько у них всякого добра.

— А немцы совсем другое пишут. — Громадин достал из кармана листовку. — Вот сегодня разбрасывали по деревням, по дорогам. Я зачитаю.

В листовке писалось, что партизаны от голода поедают друг друга. Кому удалось спастись от съедения, бегут, как дикие звери, прямо на немецкие штыки. На днях слепой старик с маленькой девочкой выбежали на заставу. Вместо хлеба у них были камни, и они грызли их так, что крошились зубы.

При чтении Лука оживился, все похмыкивал, поддакивал, а как только Громадин закончил, сказал с некоторым торжеством:

— Я про слепца с девочкой и поболе того знаю. Анка, внучка, подай-ка мою суму, а вы, хозяюшка, освободите уголок стола, — и опорожнил суму на стол. — Вот они, камешки-сухарики. Можно сказать — наиглавнейший мой поводырь. Ты, внучка, не обижайся: правда ведь, без сухариков нам не пройти бы через немецкую заставу.

Рассказ о немецкой заставе всех развеселил.

— Так вот кто этот умирающий от голоду партизан — наш дорогой гость. Ха-ха! — пожимая Луке руку, бойко говорил Громадин. — И почему это партизаны перекушали друг друга, всех двуногих иноходцев переловили, а слепого старика и семилетнюю девочку упустили. Ваше особое счастье, поздравляю! — Он разорвал немецкую листовку.

Веселье быстро перешло в глубокое уныние. Все, хотя были и здоровые, и сильные, и красивые, с завистью посмотрели на слепого Луку. Счастливый, он может пойти туда.

За воротами вдруг послышалась немецкая брань. Хозяин с хозяйкой вскочили из-за стола как ужаленные.