— Господин начальник, внучка моя оголодала, разрешите взять сухарик.

— Забирай все. Все это, все! — Немец брезгливо сдвинул на край стола найденное у странников.

Лука разрешил Анке взять два сухарика и кусочек сахару, остальное начал бережно укладывать в мешок.

— И там все едят такой хлеб? — спросил немец.

— Хуже едят.

— И партизаны?

— Не бывал у них, не знаю. Партизаны в лесах живут, а я по лесам не ходок.

Анка схрупала сухарики и попросила еще:

— Один маленький, малюсенький. — Она выбрала еле заметную крошку, но Лука все-таки сказал:

— До вечера больше не дам.

Эта перемолвка деда с внучкой сильней всего убедила немцев, что перед ними действительно нищие, которых на дорогу, на заставу выгнал голод. Они перестали интересовать начальника, и он сказал нетерпеливо:

— Идите. Мешок там завяжешь, на улице.

«Пусть ходят. Пусть русские, эти грубые свиньи, которые не имеют к нам никакой благодарности, посмотрят, какой партизанский рай».

* * *

— А я деревню вижу, — радостно сказала Анка. Она быстро усвоила свое дело. — Большая деревня. В огородах две мельницы машут крыльями.

— Это, надо быть, Грибные Пеньки. Еще есть Сосновые Пеньки и просто Пеньки. Вот уж запамятовал, какие ближе стоят, какие дальше. Да они все рядом.

— Тут, дедушка, тропка. Где пойдем?

— Дорогой. Нам в деревню надо, хлеба промыслить.

— Тропка тоже в деревню.

— На тропки нельзя полагаться, они каверзные бывают. Иная кажет, ну, прямо на деревню, а уведет мимо. И потом, тропки узенькие, а ноги у меня большие, на тропку не уставятся.