— Это Ганс Фриче, — сказал Громадин с отчаянием и злобой. — Жена! Нет-нет, ты останься с гостями, ты устрой их. Женя, дочь, выйди к нему!

Брань раздалась ближе, со двора. Женя закрыла уши ладонями и решительно седа рядом с Лукой:

— Папа, делайте как хотите, а я ни слышать, ни видеть его не могу!

Со страхом и торопливостью забитого мальчишки старший дорожный мастер Громадин одернул пиджачок, поскреб ногтем рукав, где было заметное пятнышко, и выбежал на крик Ганса Фриче.

Немецкий лейтенант Фриче распекал Громадина. Дороги никуда не годятся. На них только ломать ноги да разбивать черепа. Вот сегодня его конь опять споткнулся, и такой великолепный наездник, как Ганс Фриче, едва не вылетел из седла. Вместо того чтобы следить за дорогами, Громадин валяется на постели. Видно, что лежал прямо в пиджаке. Весь в пуху, в жирных пятнах. Грязная сонная свинья. Кроватный клоп. Дармоед.

Мешков с Одинцовым, помощники Громадина по дорожному делу, переглянулись и встали.

— Мы пойдем.

— Да, лучше уйти, — согласилась хозяйка и выпустила их через терраску в сад. Потом окликнула дочь и спросила знаками, как же быть с Лукой.

Женя налила Луке и Анке по новому стакану чая:

— Кушайте!

— А если Ганс… — заикнулась мать.

— Не придет. В шею вытолкаю. — Женя склонилась к Луке. — Кушай, дедушка. До меня не уходите. Ладно? Я скоро… — и вышла.

Голос Ганса Фриче оборвался. Его заменил голос Жени, не певучий, а сухой, отрывистый:

— Ганс Фриче, вас назначили начальником дороги? Нет. Вы по-прежнему лейтенант строевой службы. По какому же праву вы орете на мастера, как немецкий начальник дороги, как немецкий главный инженер, как немецкий жандарм?! У вас хромая лошадь, а виноват мастер. Вы не умеете сидеть в седле, а виноват опять мастер. Вы приехали в гости и как самый последний германский солдат орете на хозяина.

Да, лейтенант Фриче был всего только непрошеным гостем, надоедливым противным ухажером, от которого тошнило Женю, но которого боялись выставить из дому. Его терпели только как хулигана, громилу, с которым не могли справиться. Но сам Ганс Фриче, этот девятнадцатилетний бледноглазый, крикливый, жадный вороненок, считал себя сверхчеловеком, завоевателем мира — словом, птицей царственной. И все, что он делает, есть великолепно. А Женя есть большая дура, красивый зверь, которого называют женщиной. Ганс Фриче желает иметь этого зверя своим. Но зверь рассержен, лает, значит, надо его приласкать. И Ганс Фриче переменил тон:

— Жена, Жена, зачем вам утруждать свою голову плохой дорогой, когда есть цветы, звезды. Будем глядеть на них, Жена…