Эрик вышел из ванной, надел трусы, брюки и тенниску, сунул ноги в туфли. Тщательно вымытое лицо было сонным и бледным. Распухшие губы пылали как у античных героев и богов на фресках.

– Ты готова? – спросил он.

– Готова. – Он передал ей сумку.

Обменявшись быстрым поцелуем, они спустились по лестнице и вышли на улицу. Эрик держал свою руку на талии Кэсс. Они молча шли по совершенно пустой улице. Люди виднелись только за стеклами баров, они отчаянно жестикулировали и, казалось, что-то выкрикивали там, в чаду, при желтоватом освещении; в боковых улочках тоже шла своя ночная жизнь, там бродили во мраке люди с собаками на поводках, те что-то вынюхивали, и казалось, их хозяева тоже. Они миновали кинотеатр и вышли на авеню в том месте, где находилась больница, и в тени этого большого, похожего на шатер здания обменялись улыбками.

– Я так рад, что ты позвонила, – сказал он. – Просто ужасно.

– А я рада, что ты оказался дома, – отозвалась она.

Они еще издали увидели такси, и Эрик поднял руку.

– Через пару дней позвоню, – сказала Кэсс. – В пятницу или в субботу.

– Буду ждать. – Такси остановилось. Эрик открыл дверцу и помог ей сесть, потом наклонился и поцеловал на прощание.

– Будь умницей.

– Ты тоже. – Он захлопнул дверцу и помахал рукой. Такси двинулось с места, и, отъезжая, Кэсс видела, как он в одиночестве возвращается на длинную и темную улицу, только что пройденную ими вместе.

На пустынной Пятой авеню совсем не было телефонных будок, и Вивальдо, миновав погрузившийся в тишину высокий многоквартирный дом, вышел на Шестую авеню и, заскочив в первый попавшийся бар, тут же бросился к телефону. Набрав номер ресторана, он довольно долго ждал, прежде чем услышал в трубке раздраженный мужской голос. Вивальдо попросил позвать Иду Скотт.

– Она сегодня не работает. Сказала, что неважно себя чувствует. Попробуйте позвонить ей домой.

– Спасибо, – поблагодарил он, но мужчина уже повесил трубку. Вивальдо словно окаменел, он не испытал никаких чувств, даже удивления, но ему пришлось-таки привалиться к стенке будки, чтобы справиться с леденящей слабостью и головокружением. Потом, собравшись с духом, он набрал собственный номер. Там никто не отвечал.

Выйдя из телефонной будки, Вивальдо оказался в баре, обычном баре для рабочего люда, в зале работал телевизор – показывали чемпионат по борьбе. Он заказал двойное виски и облокотился на стойку. Его окружали люди, которых он знал с детства, почти с пеленок. Как будто вернулся домой после долгого, принесшего одни разочарования путешествия, вернулся, чтобы узнать, что за это время стал чужаком. Они не смотрели на Вивальдо, или так только казалось, впрочем, таков был стиль этих людей; но если они и не замечали обычно всех деталей, все же видели гораздо больше, чем полагали другие. Стоявшие рядом два негра в рабочих одеждах, похоже, заключили пари, кто победит в поединке, но за его развитием следили как-то вяло. Они шумно беседовали, подшучивая друг над другом – улыбка не сходила с их лиц, – и часто заказывали спиртное, то взрываясь громким смехом, то вновь переключаясь на чемпионат. Большинство же мужчин, рассеянных поодиночке вдоль стойки, стояли, молча уставившись в телевизор или просто о чем-то думая. В глубине бара располагались кабинки. В одной сидели две негритянские супружеские пары: пожилые муж и жена и совсем юная парочка. В другой – потягивали пивко трое на вид беспутных юношей; а в третьей – мужчина с необычной внешностью, возможно, перс, накачивал спиртным смазливую девицу с косичками. Супружеские пары о чем-то серьезно беседовали, пожилая негритянка, подавшись вперед, что-то доказывала остальным с большим пылом; юноши громко ржали, исподтишка посматривая на смуглолицего мужчину и смазливую девушку, – если этим вечером не случится чего-нибудь необычного, они, как всегда, отправятся к кому-нибудь на хату и будут там дрочить на глазах друг у друга. Седовласый бармен в очках на располневшем лице следил из-за стойки за телевизионным матчем. Вивальдо тоже перевел взгляд на экран, где два рыхлых мужика, далеко не первой молодости, тузили друг друга на ковре, время от времени их сменяла на экране чувственно улыбающаяся блондинка, рекламирующая мыло, но зрелище на ковре было более чувственным, чем ее оскал. Один из присутствующих, по виду бесполое существо с мощной челюстью, вдруг жадно, с нервическим удовольствием сделал несколько затяжек, а потом снова уставился на экран телевизора, где продолжали бороться, издавая стоны, мужчины, которым давно пора было лежать в постели – возможно, даже друг с другом.